Баджи хотела что-то сказать, но не смогла. Фаусто похлопал ее по руке.

— Детективы и наши капитаны пообещали, что сутенер отправится за решетку, если от них будет что-то зависеть, — сказал Пророк.

— Может, от них ничего не будет зависеть, — возразил Б. М. Дрисколл. — Я уверен, уже сейчас у его постели сидят полдюжины адвокатов. От иска он получит больше денег, чем сможет сделать на всех шлюхах с Сансет-бульвара.

— Да, наш мэр-активист со своим избранником, полицейским комиссаром, ненавидящим копов, этого не пропустят, — сказал Капитан Сильвер. — Это точно.

Прежде чем Пророк успел ответить, Капитан Смоллет сказал:

— Здесь наверняка разыграют расовую карту. Как обычно, сданную снизу колоды.

Поднимать расовый вопрос лейтенанту не хотелось, хотя ему было известно, что сегодня он станет предметом бурного обсуждения. Расовый вопрос затрагивал всех в Лос-Анджелесе, сверху донизу, в том числе управление полиции, и это он тоже знал.

Чувствуя себя не в своей тарелке, лейтенант сказал:

— Не секрет, что для средств массовой информации и активистов-общественников это необыкновенная удача. Белый коп зверски избивает ногами чернокожего арестованного. Они хотят не просто выгнать офицера Тернера с работы, но и осудить его, и, возможно, осудят. А потом заявят, что этот случай доказывает: все мы расисты.

— Я хочу кое-что сказать по этому поводу, лейтенант.

Воцарилась тишина. Бенни Брюстер, бывший напарник Мэг Такары, единственный черный коп в комнате, если не считать сержанта ночной смены, сидевшего справа от лейтенанта, хотел что-то сказать. О чем? О розыгрыше расовой карты? Притеснении черных белыми? Лейтенанту стало не по себе. Ему ни к чему были все эти придирки.

Все смотрели на Бенни Брюстера, который продолжил:

— Если бы первым подоспел я, а не Тернер, и увидел то, что увидел он, я бы сейчас сидел в тюрьме. Потому что вытащил бы пистолет и разрядил в этого сутенера весь магазин. Поэтому сейчас я был бы в тюрьме. Это все, что я хотел сказать.

Послышались одобрительные возгласы, а некоторые копы даже зааплодировали. Лейтенанту хотелось восстановить порядок, и он пытался понять, что нужно для этого сделать, но тут снова взял слово Пророк.

Он оглядел лица копов и удивился тому, какие они все молодые. Он сказал им:

— Жетон полицейского, который вы носите, — самый прекрасный и известный в мире. Его копировали многие полицейские управления, а вы носите оригиналы. Все эти критики, политиканы и козлы из СМИ приходят и уходят, а ваш знак остается неизменным. Можете сколько угодно злиться и возмущаться тем, что происходит, но не следует становиться циниками. Потому что цинизм сделает вас старыми. Работа полицейского — самая увлекательная. В жизни нет ничего интереснее. Поэтому идите на улицы и работайте. Да, Фаусто, постарайся обойтись двумя буррито. Обещали ветреную погоду.

После того как они приняли два вызова и выписали один штраф, Баджи Полк повернулась к Фаусто Гамбоа и сказала:

— Со мной все в порядке, Фаусто. Честно.

Фаусто, сидевший на пассажирском месте, спросил:

— Что ты имеешь в виду?

— Я хочу, чтобы ты перестал спрашивать, не мешает ли мне открытое окно, или где я хочу пообедать, или не надеть ли мне куртку. Прошлая ночь закончилась. Я в порядке.

— Я не хотел быть…

— Нянькой. Вот и не надо.

Фаусто смущенно замолчал. Баджи краем глаза взглянула на него, а он быстро отвернулся, якобы рассматривая бульвар, но Баджи заметила тень улыбки, которую он не мог скрыть.

Все пришло в норму, когда Баджи погналась за серебристым «саабом», который выехал от студии «Парамаунт» на запад и среагировал на сигнал светофора минимум с трехсекундным опозданием.