– Я не понравилась твоим друзьям, но меня это не огорчает, – сказала она.

– Ну, ты не была воплощением вежливости. Сказала Натали, что креветки протухли. Могла бы и промолчать.

– Почему?

– Этого требует вежливость.

– О, Чарли, не будь таким консервативным и скованным. Это – беда твоего глупого поколения. Вы так боитесь показаться невежливыми, что не видите происходящего у вас под носом. Войны, насилия, голод; молодых парней отправляют туда, где им могут вышибить мозги; более того, если им отрывает руку или ногу, их оставляют гнить, точно падаль, в убогом армейском госпитале.

– Я не желаю слушать твои лекции. Я знаю, что происходит. Мне это нравится не больше, чем тебе, но так устроена жизнь, и нам остается принять это.

– Принять?

Ее губы саркастически изогнулись.

– Именно это мы не Намерены делать.

Она вылезла из машины и зашла в дом, не обернувшись.

Чарли проводил ее мрачным взглядом. Она была странной девушкой. Она пробуждала в нем чувство вины. Заставляла ощутить бессмысленность его жизни. Он ничего не делал. Она хотя бы открывала рот и говорила. Она остро воспринимала действительность, и это было похвальным качеством.

Чарли включил скорость, дал полный газ и с тоской на душе помчался в свой отель.

Чарли почти перестал разговаривать с Лорел. Он не скрывал своего возмущения тем, что они бросили его на рок-фестивале. Никто из них не вспоминал вслух об этом, но члены съемочной группы заметили барьер отчужденности, возникший между актерами. Чарли перестал ходить в гости к Лорел и Флоссу. Он читал сценарий, ища, чем занять «окно», образовавшееся из-за отмененного фильма. У него не было повода возвращаться в Англию раньше окончания года.

Он встречался с Филлипой. Почти каждый вечер она приходила в отель и сидела у Чарли, пока он изучал сценарий. Иногда она читала ему вслух. Ее критические замечания отличались поразительной точностью; познакомившись с Чарли получше, она расслабилась и стала более приятной в общении. Их отношения оставались чисто дружескими. Она не пробуждала у Чарли большого желания, и он ничего не предпринимал. Конечно, все считали, что они занимаются сексом днем и ночью. Они почти ни с кем не встречались, только иногда к Чарли заходил Клей.

Однажды Филлипа сказала:

– Моя мать устраивает прием. Она хочет, чтобы я привела тебя.

Чарли удивленно посмотрел на нее.

– Я считал, что ты не выносишь приемы.

– Верно. Но она долго уговаривала меня, и я в минуту слабости согласилась.

– Я не знал, что у тебя бывают минуты слабости. Она вспыхнула.

– Завтра в восемь. Ты придешь?

– Если ты этого хочешь.

Мать Филлипы, Джейн, разменяла пятый десяток. Она была стройной, высокой, идеально ухоженной, хорошенькой в чисто английском стиле. Она ничем не напоминала свою дочь. На Джейн было длинное красное платье; на каждом ее запястье висело по тонкому браслету с бриллиантами. Волосы женщины были собраны на затылке в пучок; в противоположность своему супругу, она являла собой образчик хорошего вкуса.

Ее муж Сол – невысокий, с брюшком и сигарой, непристойно торчавшей во рту, не счел нужным переодеться по случаю приема. На нем была пестрая курортная рубаха и коричневые брюки с «пузырями» на коленях.

Джейн протянула Чарли изящную руку:

– Очень рада познакомиться с вами, мистер Брик. Филлипа постоянно говорит о вас.

Сол сдвинул сигару в угол рта и произнес с бруклинским акцентом в голосе:

– Эй, Чарли, дорогой, рад вас видеть. Какое зелье вы предпочитаете?

Филлипы нигде не было видно.

Чарли, устроившись у бара, принялся болтать с Анджелой Картер и ее спутником.