— Жюли, ты красивая, — сказал он. — Ты нежная. У тебя роскошная шуба…

Его пальцы скользили по меху. Он улыбался, его сосредоточенный, пылающий, хмельной взгляд был таким же, как в тот момент, когда он говорил с Франсуазой. Затем он налил в один стакан виски для себя, в другой — для Мадлен:

— Последний! Это превосходно заменяет коньяк после еды!

Они выпили. Александр прищелкнул языком от удовольствия. Мадлен, у которой во рту все горело, решила остаться еще на десять минут. Но не больше!

Когда она объявила, что собирается уходить, ни Франсуаза, ни Александр не стали ее задерживать.

Закрыв за тетушкой дверь, Франсуаза с минуту оставалась задумчивой. Александр рухнул глубоко в кресло и расстегнул ворот рубашки.

— Тетя Маду какая-то странная, — сказала Франсуаза, — не такая веселая, как обычно…

— Почему ты считаешь, что она должна быть веселой?

— Не знаю… Уже оттого, что она видит, как я счастлива, она должна была бы…

— Тетя Маду очаровательная провинциальная чудачка. Без своего интерьера, безделушек, привычек она уже и не знает, чем жить. Все то время, что ты ее принимала, у нее было одно единственное желание — вернуться в Тук!

— Если бы ты знал ее раньше…

— Когда раньше?

— Не знаю… Раньше… Два года назад, даже меньше… На нас с ней, бывало, находили припадки безудержного смеха!..

Франсуаза села на подлокотник кресла.

— Ну, вот видишь, что надо ловить на лету любой радостный случай, который представится! — прошептал Александр. — То, что упустишь, уже никогда не вернешь!..

— Зачем ты мне это говоришь?

— Ради нашего будущего.

— Оно тебя беспокоит?

— Нисколько! Знаешь, кого я встретил, выходя после занятий? Креспена, того типа, с которым я хотел издавать журнал. Мы пошли выпили по стаканчику.

— И поэтому ты пришел в девять часов?

— Да.

— Ты мог хотя бы сказать, извиниться… Мы с Мадлен тебя ждали…

Он сделал удивленное лицо. Наморщил лоб. Ей очень нравилось это выражение, делавшее его старше.

— Верно! — пробормотал он. — Я об этом даже не подумал. Хорошо, но ты же не собираешься устраивать из этого драму? Ты была здесь со своей тетей. У вас уйма всего, о чем вы могли бы поговорить. В восемь обед или в девять, что это меняет?

Франсуаза хотела ответить, но не нашла аргументов. Он был прав; наверно, он всегда прав с ней.

— Креспен опять говорил со мной о своей идее основать журнал, — продолжал Александр. — У него есть кредиторы, которые готовы для начала вложить большие деньги. Я в очередной раз отсоветовал ему пускаться в эту авантюру.

— Почему?

— В наше время журнал — это вчерашний день!

— А если он все-таки его организует, он возьмет тебя в качестве сотрудника?

— Он-то хотел бы, да я не пойду. У меня совершенно нет желания обременять себя новой работой! Мне хочется сохранить время для жизни…

Он вскинул голову. Сидя на подлокотнике кресла, Франсуаза возвышалась над ним. Это была какая-то необычная, странная ситуация: роли поменялись. Она прочитала в его глазах влечение к праздности, доведенное до крайности.