— Нет! — возразила Мадлен. — Подождем Александра!

И, заметив у Франсуазы лейкопластырь вокруг большого пальца, спросила:

— Что это у тебя?

— Порезалась о консервную банку, — ответила Франсуаза.

Она села на диван, а Мадлен в кресло напротив. Поскольку говорить друг с другом было особенно не о чем, обе они склонились над фенеком.

Франсуаза взяла его на руки.

— Какой хорошенький! А другой от чего умер? Расскажи…

Разговор шел не столько ради беседы, сколько для того, чтобы не дать воцариться молчанию. Время от времени Франсуаза, продолжая говорить, опускала глаза на часы-браслет. Мадлен поняла: ее беспокоит, что Александр опаздывает, но она слишком горда, чтобы сетовать вслух. В восемь часов его все еще не было.

— Ты не очень спешишь? — спросила Франсуаза.

— Да нет!

— Александр, наверно, задерживается у издателя!

Она плохо скрывала свою нервозность. При малейшем звуке на лестнице взгляд ее становился острей, плечи расправлялись. Она было снова захотела открыть виски. И снова Мадлен не согласилась. Они накормили фенека.

— Знаешь, — сказала Франсуаза, — обед у меня очень простой: говяжье филе, салат — все через пять минут будет готово.

Половина девятого — никого. Внезапно угрожающее молчание вконец воцарилось между ними. Они просто смотрели друг на друга, улыбались, не говорили ни слова. Франсуаза вышла на кухню и вернулась без дела.

— Тебе удалось что-нибудь хорошо продать за последнее время?

— Мало, — сказала Мадлен. — Ушел чайный столик, фанерованный красным деревом… Мне доставили прелестную консоль из позолоченного дерева времен Директории.

— Да?

Они опять замолчали. «Без десяти девять! Ему на всех наплевать! — подумала Мадлен. — На месте Франсуазы я бы такого не допустила!..» В замке повернулся ключ, и Франсуаза вскочила, совершенно преобразившись. Александр вошел быстрым шагом, бросил пальто на стул, поцеловал жену, пожал руку Мадлен, сказал, что, к сожалению, не смог прийти раньше, но не дал никаких объяснений. Он купил бутылку водки, которую поставил посередине стола. Узнав, что Мадлен принесла виски, поблагодарил ее с чувством и пожурил обеих женщин за то, что они ждали его, вместо того чтобы выпить. Стоило ему появиться, и у Мадлен создалось ощущение, что мебель вдруг ожила и обрела свою осмысленность. Желание подвергать Александра критике тут же пропало. Какая-то непонятная связь объединяла эти книжки, бумаги, уродливую лампу на большой витой деревянной ноге, чудовищную картину с невероятно голубым небом и хозяина дома.

— Может, вы хотите с газированной водой?

— Ой, у меня ее нет! — воскликнула Франсуаза. — Как глупо! А теперь уже слишком поздно идти ее покупать!

Франсуаза была огорчена, растерянна. Мадлен посчитала, что она придает чрезмерное значение мелочи. Александр бросил на жену насмешливый взгляд и сказал:

— Какие проблемы из-за пустяка! Мадлен выпьет виски с обычной водой, вот и все!

Внезапно у Мадлен возникло впечатление, что она знает его много лет и он всегда называл ее по имени.

— Я буду пить ваше виски чистым, Александр, — сказала она.

— Браво! — воскликнул он. — Но предупреждаю: льда у нас тоже нет!

Он налил виски Франсуазе, остановившей его:

— Мне не слишком много, Александр!

«Вместо этого секретера эпохи Людовика XVI мне нужно было подарить им холодильник!» — подумала Мадлен.

— Виски комнатной температуры — нет ничего лучше! — заключил Александр, поднимая стакан.