Клео понимала, что с ней что-то не так, и была встревожена.

- Не волнуйся! У тебя просто солнечный удар. Надо отдохнуть в тени и всё пройдёт – пытался успокоить подругу Исмаилов. Но поведение его спутницы становилось всё более странным.

    Правда, через некоторое время видения у неё прекратились, зато наступило состояние полной прострации. В конце концов, итальянка опустилась на землю, и перестала реагировать на что-либо. Она будто ушла куда-то глубоко в себя. Сидела, ритмично раскачиваясь и уставившись в пространство бессмысленными глазами.

     Её явно держали на каких-то препаратах, подмешивая их в кофе или в воду. Так поступают, когда имеют цель полностью подчинить себе нужного специалиста, сломить его волю, сделать послушным инструментом в своих руках. А заодно иметь страховку на случай побега. И судя по тому, во что на глазах превращалась Клео, своего эти люди добились. Игорь понял, что в одиночку ему не справится. После всего, что произошло с ним за последнее время, оставался лишь один человек, которому он может доверять…

Глава 108

Осень, 1942 года

Вообще-то на этой каторге рабов было принято отдавать на корм акулам. Проблема заключалась лишь в том, что заключённые гибли, словно мухи. Поэтому часть умерших охранникам приходилось сбрасывать в спешно вырытый могильник, расположенный примерно в километре от лагеря. Нередко в яму кидали ещё живых.

За несколько последних недель здесь упокоились сотни людей. Это было мрачное эхо недавних побед японцев в Сингапуре, Бирме, на Филиппинах и в Голландской  Ост-Индии. Пленных прибывало так много, что их просто негде было размещать и нечем кормить. Массовые убийства, представлялись японцам простым решением проблемы. Об опасностях созданного ими очага инфекции местный владыка почему-то не подумал, что лишний раз свидетельствовало о крайней ограниченности коменданта и его приближённых.

 Исмаилов с телом старика на руках шёл по тропе, ведущей к мрачному рву, и всё отчётливей чувствовал ужасный запах разлагающейся плоти. Позади остались решётки, колючая проволока и вышки с часовыми. Лишь пожилой солдат-охранник шаркал у него за спинной колченогими ногами. Игорь знал, что на лице конвоира наверняка написаны ужас и отвращение. Для последователей синтоизма – религии, обожествляющей красоту и совершенство природы (а таких среди японцев было абсолютное большинство) было характерно брезгливое отношение к мёртвой плоти и разложению. Поэтому старый солдат злился на затеявшего «грязные» похороны Исмаилова и не упускал случая кольнуть Игоря штыком в ягодицу, если он спотыкался.

Акулы, конечно, выглядели в глазах японцев идеальными могильщиками – мало того, что они хоронили в своих желудках мертвечину, так ещё и помогали заметать следы совершённых преступлений.

 Под ногами то и дело попадались окровавленные бинты, на кустах висели обрывки обмундирования. По мере приближения к конечной цели  ужасный смрад разложения настолько усилился, что заглушил все природные ароматы.

Наконец, конвоир решил, что дальше не пойдёт, и дал понять молодому американцу, что приказывает ему сбросить старика в яму и немедленно возвращаться. И чтоб никаких религиозных обрядов! Он не желает оставаться поблизости от зловонной клоаки ни одной лишней минуты! Игорь покорно кивнул. Дик всё видел, но не издал ни звука, похоже он смирился.

Устало бредя дальше по тропе, Исмаилов испытывал негодование: «Сбросить старика в овраг, как будто это мешок с мусором!». Но ведь это человек, которого он искренне уважает и любит. Поступив так с пожилым товарищем, он сам потеряет право называться человеком. Но с другой стороны, неподчинение будет означать для него верную гибель. Игорь знал, что стоит ему лишь сойти с тропы, ведущей к яме, как немедленно последует выстрел охранника.