Открыл бутылку оливкового масла. Запах медицинский — наверняка отрава. Глотнул. Кислота обожгла рот, опалила десны, горло. Ханна его подставила. Прикончить его задумала?
Позвонил ей:
— Вы что со мной сделали?
— Это кто?
— Алан. Которого вы хотите убить.
— Алан! Вы о чем?
— Это что, бензин?
— Вы с гостиничного телефона звоните?
— Ну да. А что?
— Связь неважная. Перезвоните, пожалуйста, с мобильного.
Перезвонил.
Говорила она раздраженно:
— Алан, здесь эта штука вне закона. Не надо о ней разговаривать по гостиничному телефону.
— Думаете, правда кто-то слушает?
— Нет, не думаю. Но в Саудовской Аравии привыкаешь осторожничать, если не хочешь пойти на дно. Лишний раз не рискуешь, понимаете?
— Так это не бензин? И не яд?
— Нет. Но у него много общего с хлебным спиртом.
Алан понюхал горлышко.
— Простите, что вам не поверил.
— Ничего. Рада, что позвонили.
— Мне, наверное, просто надо выспаться.
— Глотните пару раз — и заснете.
Он дал отбой и глотнул еще. Содрогнулся всем телом. Каждая капля драла глотку, но в желудке превращалась в тепло, и оно искупало боль.
С бутылкой вышел на балкон. С берега — ни ветерка. С тех пор как вернулся в отель, стало только жарче. Алан сел, закинул ноги на перила. Еще глотнул из бутылки. Подумал про Кит. Сходил в номер, отыскал почтовую бумагу, три листа забрал с собой на балкон.
Писал на колене, задрав на перила ноги.
«Милая Кит, ты утверждаешь, что твоя мать всегда была и остается „эмоционально неустойчивой“. До некоторой степени это правда, но кто из нас зимой и летом одним цветом? Я и сам был подвижной мишенью много лет, не находишь?»
Нет, надо конструктивнее.
«Кит, твоя мать — не из того теста, что мы с тобой. Она из летучего и пожароопасного теста».
Это он вычеркнул. Величайшая трагедия в том, что как ни заговори о Руби, выставишься подонком. Руби убивала его, и не раз, — рвала на куски, запихивала внутрь ужасную, смертоносную начинку, потом сшивала заново, — но Кит не в курсе. Он глотнул еще. Лицо онемело. И еще. Господи. Всего каких-то два глотка, а он уже в невесомости.
Зашел в номер, открыл ноутбук. Хотелось посмотреть на дочь. Недавно прислала ему фотографию — она и две подруги, все в деловых костюмах, на какой-то летней ярмарке вакансий в Бостоне. До сих пор совершеннейший ребенок, херувимское личико. Надолго сохранит молодость — не положено так долго оставаться молодым. Он открыл папку с фотографиями, отыскал снимок. Лицо у Кит розовое, круглое, веснушчатое и сияет. С подругами — он наверняка знает, как их зовут, но что-то подзабыл — в обнимку, голова к голове, пирамидкой юношеских надежд и наивности.
Раз уж открыл фотогалерею — здоровенную сетку своей жизни в пиктограммах, — отмотал назад. Вся его жизнь здесь — и это кошмар. На последний его день рождения Кит откопала в гараже несколько десятков фотоальбомов и послала в сервис, где их отсканировали и записали на диск. Алан свалил весь архив в ноутбук, и теперь всё перед ним — его детские снимки, жизнь с Руби, рождение и взросление Кит. То ли Кит, то ли оцифровщики расположили фотографии в хронологическом порядке, и теперь эти тысячи картинок, всю свою летопись Алан мог пролистать за считанные минуты — и нередко пользовался этой возможностью. Жми на стрелку «влево» — и вся недолга. Слишком просто. Это нехорошо. |