К вечеру похолодало. И хотя мороза не было, но северный ветер принес из-за гор студеный воздух, пахнущий свежестью и бескрайней степью.

    Сруб получился на славу, Микулка выложил поперечные бревна, подпер их продольными, а для верности натаскал под сруб колючих ветвей от держи-дерева. Такие ветви не только человека, а и свирепого вепря удержат. Зарян сказал пареньку натаскать бочонком воды из ручья и залить сруб, чтоб не горел, если подожгут. Сухие бревна жадно впитали воду, отяжелели, теперь и втроем с места не сдвинуть, разве что конями растаскивать. Уже под темень старик исхитрился в старый овраг у дороги набить кольев острием вверх, а сам овраг сверху перекрыл тонким валежником. В такую ловчую яму и конный и пеший попадет, назад не выберется.

    Потом, кряхтя и ругаясь, Зарян вытащил из чулана бочонок с маслом и откатил его к срубу.

    – Вот жалость-то… – бурчал дед. – Из-за этих басурман приходится добро изводить.

    – Вы что, – не понял Микулка, – собираетесь доброе масло наземь вылить? Эх… Был бестолковым, бестолковым и остался. – не зло буркнул дед. – А стрелять ты в темноту будешь? Возьми лучше тряпиц в избе, обмакни в масло и обмотай несколько стрел для розжигу.

    Когда звезды туманными пятнами пробились сквозь пелену облаков, все было готово к обороне. Старик и Микулка в избу заходить не стали, развели костер у частокола и подвесили над ним котелок с ароматными щами. От костра веяло приятным теплом, ветер стих, позволяя искрам вздыматься к небу огненным столбом.

    На миг небо перекрыла огромная тень.

    – Змей в Степь полетел, – пояснил Зарян вздрогнувшему Микулке, – печенежским барашком разжиться. А то и бычком. Знавал я в западных скалах одного. Махонького… С пятерых быков, не больше. Мамка его загинула где-то, так мы с ним подружились, можно сказать я его на крыло ставил, заместо мамки. Глупые они, аки курицы, но всякой твари свое место под солнцем есть, или под луной. Может это он и есть…

    С юга раздался приглушенный конский топот.

    – Все… – нахмурившись произнес старик. – Дождались. Заливай костер и бегом к частоколу. Я лук возьму и в миг буду. Одну головню оставь горящей, от нее будешь стрелы запаливать.

    Микулка затрусился мелкой дрожью, это с ознобом выходило беспокойство прошедшего дня. "А ведь я боюсь…" – со стыдом подумал он. – "Днем не боялся, только зол был, а сейчас боязно". Он подхватил лук, закинул за спину колчан и, подгоняемый страхом, рванулся к частоколу. Почти сразу его догнал дед Зарян. Они прислонились к бревнам и через прорубленные бойницы взглянули на сруб.

    – Сейчас их увидим на фоне моря. – шепнул старик. – Коль ухо меня не оболгало, так их человек пятьдесят, не боле.

    – Ну вот, а Вы говорили тысяча! Зря сруб городили.

    – Вот балда… – фыркнул Зарян. – Тут и со срубом полсотни конников попробуй, останови. Ладно. Как увидишь первых, запаливай стрелу и стреляй в бочку с маслом.

    Конский топот усилился, вскоре показались темные фигуры воинов.

    – Я их вижу. – шепнул Микулка. – Могу стрелять. Жалко масло палить, может опосля?

    – Верно кажешь… Стреляй в первых, когда я скажу, но огонь держи наготове, а то они нас с боков обойдут – не заметим.

    На светлом фоне моря замелькал уже десяток теней.

    – Эй, урус! – донеслось от сруба.