Правда, большинство индейских племен, с которыми познакомились этнографы, были великолепно приспособлены к привычной для них обстановке и не испытывали серьезного недостатка в пище. Более того, наблюдения показывают, что во многих районах Южной Америки человек сравнительно легко обеспечивал себя всем необходимым и располагал большим досугом, чем житель современного индустриального города. В значительной мере этот досуг использовался для совершения церемоний и ритуалов.
Однако благополучие первобытного коллектива было непрочным. Во первых, его в любой момент могло нарушить нападение врагов. Во вторых, даже небольшая ошибка в хозяйственном планировании, выражаясь нашим языком, могла обернуться непоправимой бедой, так как создать достаточные запасы продовольствия на случай голода было невозможно. Сроки и способы посева, охоты, рыбной ловли, сбора лесных плодов определялись вековым опытом и неукоснительно соблюдались.
Не менее важным было правильно распределить хозяйственные и общественные обязанности между людьми разного возраста и пола. Опыт подсказывает, что мужчины могут эффективнее исполнять одну работу, женщины – другую. Подростков и стариков рациональнее использовать для иных трудовых операций, нежели людей в расцвете сил. Подобное разделение труда основывается на естественных биологических особенностях людей и обеспечивает наилучший способ эксплуатации природных ресурсов.
Правда, естественные способности влияют на распределение трудовых операций внутри коллектива не прямо, как мы увидим дальше, – здесь действует сложный социальный механизм.
Практически у всех первобытных народов особая роль отводилась старшим мужчинам, которые, как пишет один из крупнейших советских этнографов А. И. Першиц, «в условиях как материнского, так и отцовского рода были реальными руководителями первобытных коллективов». Судя по материалам неандертальских погребений, такая практика сложилась по меньшей мере 50–60 тысяч лет назад, а быть может, и много раньше.
В вопросах, от которых зависело само существование членов племени, общество не могло позволить себе положиться на чью либо добрую волю, понимание и сознательность. Да люди еще не сознавали экономические и социальные выгоды разделения труда, которое не было кем то изобретено и утверждено на совете старейшин, а сложилось стихийно. Традиция не могла поддерживаться иначе, как приобретя религиозную форму, поскольку страх перед сверхъестественными силами был самым надежным регулятором поведения человека. Исполнением разнообразных ритуалов вновь и вновь подчеркивалось, что дети, подростки и женщины наделены иными правами и обязанностями, нежели взрослые мужчины и старики, а значит, призваны заниматься другими делами. Те же, кто намеренно или случайно нарушал установленные правила и запреты, создавал малейшую угрозу сохранению испытанного веками порядка, беспощадно наказывались как оскорбившие духов и мифических предков.
Страх перед духами, то есть перед силами природы, к воздействию которых человек должен был приспосабливаться, порой принимал уродливые формы и заставлял людей совершать поступки, идущие в разрез с их подлинными интересами. Религиозный фанатизм в первобытных обществах возник из за непонимания истинных причинно следственных связей в окружающем мире. Средства, которые общество применяло, для того чтобы оградить себя от опасностей, не всегда оказывались соразмерными. Однако источник угрозы угадывался правильно – иного нельзя и ожидать, поскольку выжить могли лишь те группы людей, чьи действия в основном соответствовали объективным нуждам коллектива.
Неоправданно жестокое отношение к нарушителям неписаных законов первобытной общины облегчалось порой тем, что примерно половина ее членов была чужаками, а то и просто происходила из племени врагов. Кардинальной чертой первобытной культуры является экзогамия – запрет браков внутри коллектива людей, считающихся родственниками. Как и когда возникла экзогамия, – на этот счет у этнографов нет единого мнения, но объективный смысл этого явления понятен. |