Аналогичный жест встречается на мочикских изображениях, в каменной скульптуре мексиканских ацтеков. Что он означает, могут и сейчас рассказать жрецы племени коги, живущего в горах Северо Восточной Колумбии. Это (как и любой косой крест вообще) – символ индейской вселенной, ее четырех концов и центра, то есть знак праздника, происходящего в центре мира и в начале времен.
В последний день торжеств молодежь наряжалась в костюмы и маски хозяев вод, уари, малько. Изображать предков считалось почетным и разрешалось лишь тем, кто особенно отличился на работе. Этой чести добивались юноши и девушки, намеренные вступить в брак. Выйдя из селения, ряженые шли вдоль полей и каналов, а затем разбегались по холмам и скрывались из глаз. Считалось, что духи тем самым возвратились в свой мир. Это был мир дикой природы, снежных вершин и горных озер, опасный и в известном смысле враждебный обитателям селения. Однако лишь в нем, по мысли индейцев, люди черпают свои силы, оттуда приходит вода на поля, там пасется на пастбищах скот. Хотя духи гор (уама ни) беспощадны к нарушителям традиций, они щедро одаряют тех, кто живет по заветам предков.
Сейчас пышный церемониал в честь Уальяльо отошел в прошлое, но многие пережитки обрядов сохранились, все больше сливаясь с занесенным из Европы католическим карнавалом. Это неудивительно, ибо европейский карнавал в значительной мере восходит к таким же праздникам воплощения духов, какие мы видели у индейцев. Само название «карнавал» произошло от латинского «каррус навалис», то есть «колесница корабль» – название культовой повозки, на которой в древности (судя по данным раскопок, еще в бронзовом веке) во время праздника везли фигуру мифического существа.
Преимущественным местом обитания духов перуанцы считают горы. По сей день индейцы Южного Перу смотрят на постоянно живущих на высокогорных пастбищах скотоводов как на «диких» (салька), «одержимых и проклятых» (конденадо). Когда в июне во время праздника пастухи спускаются в долину, они стараются в рамках ритуала оправдать такое мнение о себе, совершая допускаемые по этому случаю непристойности.
В этих современных обрядах, как и в средневековом карнавале, слились две части древнего праздника: начальная, предусматривавшая строгое разделение мужчин и женщин и явление духов в их грозном облике, и завершающая, веселая, в которой все члены племени участвовали вместе. На этой стадии первобытный по происхождению праздник еще сохраняет свою главную цель – обновление мира, использование для поддержания жизни таинственных «потусторонних» сил, преодоление страха смерти. Знаменитый мексиканский карнавал с его танцующими скелетами, ярко раскрашенными черепами калаверами, страшными масками – самый известный пример такого рода. Его конкретные символы, как и день проведения (31 октября), восходят к западноевропейской традиции, в которую, однако, вдохнули новую жизнь древние индейские культы.
И все же в подобных ритуалах многое утрачено. Даже индейцы района Каста, о которых рассказал перуанский ученый X. Тельо, сделали первый шаг к разрушению обрядовой традиции, разрешив изображать духов молодым людям обоего пола. Тем самым было снято деление на посвященных и непосвященных, а значит, стало возможно превращение церемоний в игру. Если духам некому больше внушать страх, к ним перестают относиться с прежней серьезностью. Тогда праздник вырождается в детское развлечение, и ряжеными становятся мальчики и девочки. Именно в этой форме пережитки обрядов воплощения духов сохранились в северной части Европы. В других случаях карнавал остается общенародным, но теряет почти всякий религиозный смысл. Такой современный карнавал типа бразильского имеет глубокие психологические и социальные корни, но духи тут уже ни при чем. О значении подобных обрядов писали другие авторы, мы же вернемся к первобытным племенам.
Свержение власти женщин
Индейские общинные праздники, какую бы причудливую форму они ни принимали, всегда имели определенный практический смысл. |