|
К вечеру они возвращаются, тяжело нагруженные мясом. «Жилища предков» – это воображаемые глубокие и обширные пещеры в скалах, внутри которых в полудремотном состоянии якобы пребывают существа, являющиеся полулюдьми полуживотными. Когда хозяин леса выпускает их наружу, они превращаются в промысловых зверей, но одновременно они мыслятся и предками самих индейцев. Эти представления интересно сопоставить с тем, что известно о настоящих пещерных святилищах, открытых на территории Европы и Азии, на стенах которых люди древнекаменного века изображали крупных промысловых животных и человекоподобных существ (скорее всего – мифических «хозяев»). Вполне возможно, что эти подземные лабиринты тоже воспринимались как места, откуда стада животных приходили на землю.
У тукано «жилища предков» располагались в урочищах, где дичь и на самом деле встречалась чаще, чем в других уголках леса, отчасти из за близости излюбленных животными угодий и водопоев, отчасти просто потому, что здесь ее никто не пугал. За исключением появлявшейся раз в год группы охотников в обычное время мало кто из индейцев осмеливался сюда заходить. По сути дела окрестности «жилищ предков» превращались в такие же заповедники, как и нейтральные полосы, разделявшие территории враждующих селений яноама. Таким образом, вера в то, что тапиров с оленями выгоняет в лес сам хозяин животных, как бы подтверждалась опытом: дичь легче всего можно было встретить близ воображаемых выходов из пещер.
Инки
Сведения о правилах охоты на крупных зверей у десана помогают истолковать сообщения испанских авторов XVI века о периодических охотах облавах у инков. В обычное время жителям государства инков разрешалось охотиться лишь на птиц. Кроме того, земледельцы имели право отгонять (но не убивать) оленей, если те травили посевы. Лишь раз в году Великий инка объявлял массовую охоту, в которой участвовало почти все население. Животных собирали в загоны, большую часть самцов отбирали на убой, самок с детенышами выпускали, при этом гуанако и особенно викуней, отличающихся хорошей шерстью, предварительно стригли.
Подобные охоты устраивались в Перу еще задолго до инков. Они изображены, например, на сосудах культуры мочика, относящихся к III–VII векам н. э. Судя по этим росписям, в охоте участвовали самые знатные персоны. Нет сомнений, что облавы устраивались лишь изредка и были возможны только потому, что в обычное время животных никто не смел убивать. Ведь в эпоху мочика долины перуанского побережья были заселены столь густо, что при отсутствии ограничений на охоту крупные животные давным давно были бы истреблены. Большую часть года запрета охотиться на оленей придерживались и древние майя. В XVI веке это правило соблюдалось так строго, что в некоторых районах животные перестали бояться людей. Однако на изображениях сцены охоты встречаются, что, по видимому, свидетельствует о периодическом снятии запрета. Правила, регулирующие охоту, существовали у муисков, а есть оленину считалось у них привилегией знати.
Испанцы, наблюдавшие подобные обычаи, склонялись к тому, чтобы приписать их введение мудрым правителям прошлого. Действительно, облавные охоты у инков являлись, вероятно, наиболее рациональным способом использования ресурсов дикой фауны. С оленями, викуньями и гуанако поступали фактически как с домашним скотом – им даже вели счет. Однако охотничьи правила никто не выдумывал, они сложились стихийно, соблюдать же их заставляли не столько приказы вождей, сколько религиозное обоснование, на которое опирались любые запреты. В частности, жители перуанского побережья, по видимому, отправлялись за оленями накануне праздника очистки оросительных каналов. Индейцы, скорее всего, считали, что предки, посещавшие людей в эти дни, желали вкусить именно оленины, а не мяса домашних лам. Такой обычай сохранялся с тех пор, когда у перуанцев не было скотоводства и дикие олени являлись главным источником мясной пищи. |