Фэйф подошла к мини-холодильнику, достала бутылку воды и откупорила ее.

— Вы поэтому с ней не встретились в тот вечер? Потому что он излупил тебя? — И она подала Тори воды. — Сдается, в том, что случилось тогда, я винила неповинного человека.

Тори жадно выпила воду.

— Винить надо того, кто убил ее.

— Но мы не знаем, кто это. Гораздо удобнее возводить вину на человека, которого знаешь. Возьми трубку и позвони шефу Рассу.

— Я хочу, чтобы он ушел. Думаю, ты меня не поймешь, но это так.

— Люди вообще друг друга не понимают, — философски заметила Фэйф и прислонилась бедром к столу. — Мой папа редко поднимал на меня руку. Да и то это был шлепок-другой. Но уж как кричать на меня, он знал очень хорошо, и как приводить этим в ужас маленькую девочку. В ужас от того, что я опять не оправдала его надежды и ожидания. Я понимаю, что мой страх и ужас совсем другие, что испытывала ты. Но интересно, если бы мой отец был другим человеком, как бы это повлияло на мою жизнь, как бы я поступила?

— Ты бы вызвала полицию и засадила его в тюрьму.

— Ты чертовски права. Но я понимаю, почему ты этого не сделала.

Тори поставила чуть уже окрепшей рукой бутылку с водой на стол.

— Почему ты так добра ко мне?

— Понятия не имею. Никогда ведь тебя особенно не любила, но, наверное, из духа противоречия и по контрасту с Хоуп. Ты сейчас спишь с моим братом, и, узнав об этом, я поняла, что он значит для меня гораздо больше, чем я предполагала. Поэтому имеет смысл познакомиться с тобой поближе, чтобы понять свое отношение к вашей связи.

— Так, значит, ты добра ко мне потому, что у меня сексуальные отношения с Кейдом.

Такая сухая констатация факта позабавила Фэйф.

— В каком-то смысле — да. И еще потому, что секс с моим братом тебе достается нелегко. И мне тебя жалко.

— Ты права. — И Тори встала, радуясь, что перестала дрожать. — Это меня выматывает донельзя.

— Представляю. Ты не любишь, когда тебя жалеют. Но дело в том, что ни одна женщина не должна бояться своего отца. И ни один мужчина на свете не имеет права, независимо от того, родственник он или нет, избивать в кровь ребенка… Ну а теперь пойду взгляну, что там учинил мой щенок.

— Щенок? — Тори вытаращила глаза. — Какой щенок?

— Да мой. Я еще никак ее не назвала. Фэйф вышла, и вскоре послышался хохот.

— Ну, не умница ли она? Какая милашка! А милашка нашла упаковочную бумагу и объявила ей войну. Белые клочья валялись повсюду на полу. Вдобавок милашка нашла рулон тесьмы и обмотала ею большую часть своего упитанного тельца.

— О господи! — воскликнула Тори.

— Да не переживай ты так. Испортила товару на пять долларов. Я заплачу. Ах ты, моя девочка.

А щенок радостно тявкнул и, трижды окутав себя тесьмой с головы до хвоста, с обожанием распростерся у ног Фэйф.

— Вот уж не думала, что так развеселюсь. Ну, совсем обмоталась, как рождественский подарок. — Фэйф подняла щенка на руки и стала над ним нежно ворковать:

— Ах ты, моя куколка!..

— Ты ведешь себя как идиотка.

— Да, знаю, но разве она не прелесть. И она любит меня до смерти. Ну а теперь, моя куколка, маме надо убрать мусор, а то злая тетя заругает мою малышку.

Тори, которая уже, опустившись на колени, убирала сор, взглянула вверх.

— Если ты опять отпустишь ее, я сама укушу тебя за щиколотку.

— А я уже учу ее сидеть. Она такая умная. Вот, посмотри. — Несмотря на угрозы Тори, Фэйф посадила щенка на пол, придерживая рукой попку.