На нем было изображение Глинды и подпись: «Какая ты волшебница, добрая или злая? » Камерон отчетливо представил себе маму в этом фартуке и сейчас, увидев его, ощутил злость.
— Это не ее день рождения! Вы могли выбрать любой другой день! — Камерон задыхался. Мало того, что его подняли с постели и потащили навещать бабушку Дот. Он еще играл в мини–гольф. Теперь они хотели, чтобы он участвовал в их вечеринке.
— Мы выбрали этот, — сказал Шон, входя в кухню. Под мышкой, словно мяч, он держал Эшли. — Ей же только что исполнилось два.
— Вот именно, исполнилось, и неважно, в какой день вы устроите свой дурацкий праздник.
— Важно, — возразил Шон.
У Камерона кровь закипела в жилах. Как его все достало! Будильник, который звонит по утрам, напоминая, что ему предстоит прожить еще один день без родителей. Несколько слов, написанных матерью на доске для заметок в кухне. Запах ее лака для волос на подголовнике любимого кресла матери. И тут еще Шон с его идиотскими замечаниями — важно! — которые якобы имеют смысл.
— Перестань делать вид, что мы — нормальная семья! — воскликнул Камерон.
— По–твоему, я это делаю? — спросил Шон. — А что такое «нормальная семья»? Не объяснишь ли мне?
— Шон! — Лили бросила тревожный взгляд на малышку, но та уже обнаружила мисс Пчелку и была поглощена игрой. Где–то в доме работал телевизор — Чарли смотрела мультфильмы.
— Я серьезно, — настаивал Шон. — Пускай Камерон просветит меня. Что такое «нормальная семья»? Мама, папа, двое — пятеро детей? У кого сейчас такие семьи? Где они есть?
— Ты знаешь, что я имею в виду, — раздраженно ответил Камерон. — В нормальной семье нет мертвых родителей и передач «В память Дерека Холлоуэя» по телевизору.
— На, Кам! — Эшли проковыляла к нему и протянула упаковку воздушных шариков. — Сделай!
Он разорвал целлофан и тремя выдохами надул красный шар. Эшли смотрела на него с восхищением. Камерон завязал конец шарика узлом и подбросил его вверх, направив в сторону Эшли.
— Ах! — блаженно вздохнула она. — Еще!
Эшли была единственным человеком в мире, которому Камерон не мог отказать. Она заставляла его надувать шарик за шариком, пока не оказалась среди целой горы. Голова у Камерона кружилась, он мечтал выдохнуть из легких мучительное чувство страха. Сейчас, потеряв родителей, Камерон боялся, что они превратятся в какую–то другую, новую семью. И еще больше боялся, что не превратятся. Лили включила радио и нашла ретро–станцию, передающую песню «Ain't No Mountain High Enough». Они с Шоном работали вместе, ритмично двигаясь под музыку, готовили торт по рецепту его матери.
— Еще пару недель назад ты мог приготовить только слоеные пирожки, — сказала Лили Шону. — Ты быстро учишься.
— Это еще что. Моя цель — приготовить для Чарли красные, белые и голубые оладьи на День независимости.
— Ничего себе!
В их беседе тоже был какой–то ритм. Не то чтобы они флиртовали, однако между ними постепенно возникала странная близость.
— Да? — Шон поднял миску с розовой массой и перелил ее в форму для торта. — Может, ты вспомнишь об этом, отдыхая в Италии.
— А кто сказал, что я еду в Италию?
— Чарли, кажется. Это что, секрет?
— Нет, конечно. Просто… дело в том… Я отменила поездку.
— Почему?
Лили бросила взгляд через плечо. Камерон продолжал надувать шарики; казалось, его целиком поглотило это занятие.
— По–моему, это очевидно. Я не могу уехать — ни сейчас, ни через шесть недель. |