За длинной низкой гостиной располагалась крошечная тесная кухонька: втиснутый в угол домашний ледник уравновешивали раковина и испорченная черная газовая плита.

– Без буфета? – весело спросил Хедли.

– В соседней комнате, – ответила Эллен, войдя следом.

От кухни ответвлялась вереница крохотных клетушек – лабиринт проходов, заканчивавшийся обеденным уголком, двумя спальнями, туалетом, душевой кабиной и, наконец, прачечной. Еще одна подвальная комната оставалась невостребованной: пол там был усеян мокрой грязью. Заляпанные, пожелтевшие стены из гипсокартона. В квартире царил запаха сырости и плесени. Где-то в стене скреблась мышь, и, помимо этого, не слышалось никаких звуков. Пальма защищала от уличного шума. Потолок толстый, непроницаемый. Полная изоляция.

– Мне напоминает каземат, – с тоской сказала Эллен.

– Все хорошо, – перебил Хедли, – давай не будем про казематы.

Эллен виновато покраснела.

– Прости. То есть ты и правда так не думаешь? Не такая уж она и голая: мы можем все привести в порядок.

– Думаю, сможем, – сказал Хедли и, засунув руки в карманы, побродил, осматривая каждую комнату. В чулане случайно наткнулся на себя самого: из осколков разбитого зеркала, сложенных в коробку из-под обуви, глянуло его собственное отражение – раздробленное и искривленное. Это стало тяжелым ударом: Хедли закрыл дверь и прошагал из комнаты в кладовку.

– Я знаю одно, – с сухой иронией сказал он Эллен. – Я больше не стану привлекательным молодым человеком за прилавком. С этим покончено раз и навсегда.

– Правда? – непонимающе переспросила Эллен. – Это хорошо, я рада.

Хедли показал на свою пустую левую глазницу.

– Я имею в виду вот это, – он коснулся забинтованной изуродованной челюсти. – Ну, и остальное.

Эллен захлопотала у раковины.

– Придется все это привести в порядок. Боже, как здесь грязно, – она сорвала пару газет, прикнопленных к стене. – Надо будет отдраить – всю квартиру.

– Займемся делом, – подхватил Хедли.

– Нет! – Эллен быстро обернула встревоженное, умоляющее лицо. – Тебе нельзя ничего делать: ты должен отдохнуть еще хотя бы два месяца. Твое ребро… – Она опустила руки ему на плечи и серьезно посмотрела в лицо. – Пожалуйста.

Хедли подошел к двери и нагнулся, чтобы закрепить ее в открытом положении. Он придвинул ногой прямоугольный обломок бетона и немного постоял в проеме спиной к жене. Сидевший в углу комнаты Пит заревел: его лицо вдруг раздулось, потемнело, и он бешено замахал ручонками.

– Что случилось? – спросил Хедли, повернувшись к ребенку.

– Руку прищемил, – Эллен оттащила что-то от младенца. – Какая-то штуковина. Наверное, дверная петля от буфета.

Она сбросила куртку и швырнула ее на подоконник. Заранее приготовившись к работе, Эллен надела старые выцветшие джинсы и забрызганную краской холщовую рубашку. Теперь она живо скинула туфли и принялась собирать орудия, привезенные на этой неделе.

– Поехали, – объявила она, принесла в кухню цинковое ведро и всыпала туда мыльного порошка, а пока мыло с шипением растворялось в горячей воде, нарвала тряпок из выброшенной хлопчатобумажной простыни и обвязала голову пестрым платком. – Ты присядь, – предложила она Хедли, – или выйди на улицу. Я начну со стен.

Эллен намылила тяжелую жесткую щетку и поискала, куда бы встать.