Изменить размер шрифта - +
А вот обменяться с другом услышанным, понятым, тем, что озарило тебя, кажется противоправным, будто не друг перед тобой сидит, которого знаешь с детского сада, а матерый шпионище с ампулой цианистого калия, вшитой в воротник, враг с бесшумным пистолетом за поясом и тайным номером, выколотым под мышкой… — продолжал расковыривать в себе обиду Ксенофонтов. — А если и появляются друзья, то только для того, чтобы убить время, убить здоровье, посмеяться над анекдотом о несчастном муже, вернувшемся из командировки совершенно некстати, да похлопать друг друга по оплывающим плечам…

 

Обида все глубже просачивалась в душу Ксенофонтова, и он даже вздрогнул, когда неожиданно зазвенел телефон.

— Да! — сказал он недовольно, поскольку ценил свои обиды и расставался с ними неохотно.

— Привет. Ты меня искал?

— Зайцев?! — счастливо воскликнул Ксенофонтов и мгновенно забыл о том, как горько ему живется. — Ну, старик, я уже начал беспокоиться! Может, думаю, тебя насквозь прострелили, может, думаю, в жизненно важных местах…

— Пока не продырявили, но до полного отощания довели.

— Все понял! Встречаемся через десять минут.

— Не возражаю! — сказал Зайцев и бросил трубку. Это Ксенофонтов увидел — следователь не положил, а именно бросил трубку, кому-то на ходу махнул рукой, посмотрел на часы и выскочил в дверь. Иначе он не поспел бы за десять минут в вареничную.

А все-таки друзья остаются, несмотря па жестокие жизненные неурядицы, обиды и недоразумения, успокоенно подумал Ксенофонтов. И ни слава их не может разлучить — он взглянул на свой очерк, — ни самые опасные преступления.

В вареничной стоял влажный и горячий запах вареного теста. Озабоченные посетители шарили глазами в поисках свободного места, бегали в моечную за вилками и ложками, ополаскивали стаканы у рукомойника. Распаренные женщины недовольно покрикивали на них из кухни, поддавали ногами какие-то тряпки, а оробевшие посетители отворачивались, стараясь не видеть ни самих женщин, ни масляного пола, ни сумрачных внутренностей вареничной.

Ксенофонтову до прихода Зайцева не без труда удалось взять две порции вареников, четыре компота и занять места у наглухо заколоченного и задернутого сероватыми гардинами окна. Маленький худощавый Зайцев быстро протиснулся между столиками, сел перед Ксенофонтовым, шумно вздохнул.

— Кажется, впервые за трое суток поем горячего!

— Это хорошо, — кивнул Ксенофонтов, — Горячее полезно для здоровья. Только это… Не заглатывай пищу как кондор. Ты вот не читаешь нашу газету, а напрасно. Недавно мы напечатали заметку о том, что кондоров на земле осталось совсем немного. Вымирают. Полагаю, оттого, что пищу заглатывают, не пережевывая.

— Обязательно учту, — проговорил Зайцев с набитым ртом. — А газету твою я иногда просматриваю. Сегодня вот про хорошего человека Апыхтина прочитал… Очень трогательно. Не скажу, чтобы прослезился, но прочел с большим интересом. Этот твой машинист…

— Таксист, — поправил Ксенофонтов.

— Ах да! Извини. Я со своими хлопотами… Но ничего нового, поверь. Старо как мир. Кровавая история. Это не для разговора за варениками.

— Преступника задержал?

— Даже двух, — сокрушенно ответил Зайцев. — Убивал один, а задержаны два.

— С перевыполнением идешь, — одобрил Ксенофонтов. — На двести процентов. В ударники выбьешься, квартиру получишь, женишься, на свадьбу пригласишь, я надену свой новый костюм, познакомлюсь с подругой твоей жены… Значит, один из задержанных не виновен?

— Совершенно верно.

Быстрый переход