— Что-то не припомню я твоих трудов о плохих людях… Похоже, ты их мне передоверил, а себе оставил голубеньких, розовеньких, сереньких… Как их… Эти… Апыхтин, Жижирин, Фундуклеев…

— Старик! — оскорбленно воскликнул Ксенофонтов. — Я скоро потрясу тебя таким фельетоном, что все твои убийцы померкнут.

— Неужели кто-то опять общественную клумбу оборвал? Нет? А может, дружинники задержали пешехода, который перешел улицу на красный свет?

— Мимо бьешь, старик, мимо. Твои ядовитые стрелы только тешат меня и смешат. Представь себе — сговариваются два директора магазинов. Один руководит обычным гастрономом, а второй — коопторговским. И что злодеи делают? Товары, которые поступают в гастроном, перевозят и продают в коопторговской лавке. А цены там почти вдвое выше. Усек? Все просто, средь бела дня, даже обвешивать несчастного покупателя нет никакой надобности.

— Сам догадался? — скучая, спросил Зайцев.

— Грузчик из магазина письмо в редакцию прислал.

— Что же он, с директором поссорился?

— Точно! Тот его за пьянку выгнал, а грузчик в отместку — письмо.

— Так это, — Зайцев проводил взглядом девушку, которая шла им навстречу, — это… Ведь маловато письма-то, документы нужны. Смотри, а то грузчик возьмет да помирится с директором, грузчики нынче в цене. А от письма отречется. История знает такие случаи. Документы нужны, — повторил Зайцев.

— Да есть кое-что… Не только ты, старик, воюешь, мы тоже не в сторонке стоим.

— Ну, будь здоров. — Зайцев пожал крупную ладонь Ксенофонтова. — Не забудь вечерком-то пивка купить. Какой-никакой, а все же гость придет. Денег у тебя полные карманы, скупиться негоже.

Зайцев, не торопясь, пересек улицу, прошел мимо больших витрин, изредка поглядывая на себя придирчиво и удовлетворенно. Чего уж там, собственная внешность нравилась Зайцеву. Правда, он не стал бы возражать, если бы у Ксенофонтова кто-то взял пять сантиметров роста и дал их ему. Войдя в тень, Зайцев вдруг заторопился, словно вспомнил об оставленных делах. В подъезд он почти вбежал, оставив за спиной залитую солнцем улицу и разомлевших от жары прохожих.

А Ксенофонтов, войдя в свой кабинет, сбросил пиджак на спинку стула, со вздохом окинул взглядом свой стол, заваленный письмами. Да, вести оживленную переписку, чтобы знать запросы, боли и радости читателя, — это входит в обязанности журналиста.

Где-то через час пришла старушка и, усевшись на предложенный стул, долго рассказывала, как тяжело ей жить в коммунальной квартире среди чужих людей, которые относятся к ней пренебрежительно, надеясь в конце концов занять ее комнату, рассказала, как часто она болеет и что нет даже человека, который бы подал ей стакан воды. Старушка всплакнула, рассказывая о своих горестях, и Ксенофонтов вынужден был сбегать за водой.

Потом пришел начинающий автор и принес стихи, потом пришел автор совсем не молодой, но тоже начинающий, и принес басню про лисицу, которая очень плохо относилась к окружающей среде и за это была наказана зайцем. Потом редактор всех собрал на летучку. Когда Ксенофонтов вернулся в свой кабинет, то застал там двух милиционеров, старушку из коммунальной квартиры и еще двух типов, которые смотрели на него с нескрываемым отвращением.

— Это он? — спросил милиционер у старушки.

— Он, батюшка, он!

— И куда положил?

— В карман, куда же еще… В пиджаке сидел, вот и сунул в карман.

— Что происходит? — спросил Ксенофонтов, чувствуя, что назревает что-то неприятное.

— Эта гражданка утверждает, что вы потребовали у нее сто рублей.