Однако это уже зацепка. Я отправляюсь в гостиницу, решив вернуться сюда завтра пораньше.

Взгромоздившись на стол, бывший унтер-офицер и Берю горланят песню. Морбле повязал вокруг пояса скатерть, чтобы изображать женщину, и накрасил губы под усами. Берю держит его за талию, и, прижавшись друг к другу щеками, они поют дуэтом:

Почему тебя не встретила в пору юности моей, Я б в мечту свою горчую унесла тебя с собой...

Есть от чего усесться на бойлер и сидеть на нем, пока не начнет выделяться пар!

Англичанин, у которого имеется поляроидный фотоаппарат, снимает вовсю и тут же раздает зрителям снимки. Я беру один из снимков и на всякий пожарный случай прячу его в бумажник.

Дуэтисты добиваются триумфа.

– Эй, Сан-А! – окликает меня Толстяк. – Представь себе, этот друг знает «Чесальщиков». Впервые в жизни я встречаю человека, который знает эту песню. Ты готов, Пополь?

Унтер-офицер отвечает: «Да». И звучит берюрьенский гимн, скандируемый всей публикой. Даже у Фелиции выступили слезы. Я никогда не видел, чтобы мама смеялась так громко. Все это сразу придает мне сил, и я забываю о проколотой вилами собаке.

– Что стряслось? – бормочет Позорище.

– Вставай, мешок жира!

– Зачем?

– Есть работа.

Это заставляет его открыть второй глаз.

– Для тебя, может быть, а я выполнил свою программу. У меня была задача тебя разыскать – и я тебя разыскал, так что дай мне спокойно поспать.

– Главный инспектор Берюрье, вы поступили в мое распоряжение, и я приказываю вам встать!

Он переворачивается на бок, предлагая моему разочарованному взору свою чудовищную задницу.

– Даже если бы я поступил в распоряжение самого папы римского, было бы то же самое, дружище!

Я достаю из бумажника фотографию знаменитого сыщика. На ней изображен Толстяк, целующий унтер-офицера Морбле.

– Взгляни-ка, папаша. Это не совсем Аркур, но похоже, правда? Если ты сейчас же не поднимешься, я отошлю ее Старику, чтобы обогатить его семейный альбом.

Допотопное чудовище смотрит на снимок и вскакивает.

– Ты бы это сделал, Сан-А?

– Даю слово!

– Ты бы действительно это сделал?

– Если это вызов, я тут же вышлю ее срочным письмом, – уверяю я его.

Он отбрасывает одеяло, поднимает свои окорока, чешет всей пятерней волосатые ягодицы.

– Ладно. Но ты мне за это заплатишь, Сан-А. Не сомневайся!

– Сегодня будет дождь, – предсказываю я, выискивая способ завязать разговор.

– Все, чего я хочу, это чтобы с неба падало Дерьмо! – отрубает Толстяк.

– Конечно, каждый любит свою стихию, – говорю я.

Мы достигаем маленького леска. Это березовый лес. Серебристые стволы берез кажутся выкрашенными гуашью. Берю внезапно оживает:

– Послушай, Сан-А, – говорит он, переходя на примирительный тон, – отдай мне это фото!

– Дудки! А что же я преподнесу твоей жене к Новому году, если отдам его тебе сейчас?

Он зеленеет!

– Послушай, кореш, если когда-нибудь эта треклятая фотография окажется в руках у Берты, я отобью тебе позвонок за позвонком, пока ты не станешь похож на улитку!

Я регистрирую его угрозу и с серьезным видом киваю головой:

– О'кэй, бэби, я всегда мечтал иметь возможность называть тебя папой, сколь бы это не казалось неправдоподобным.