– Он покончил с собой? – каркаю я.

Она пожимает плечами.

– Ну что вы, мужчины слишком трусливы!

Я предпринимаю усилия, достойные похвалы, чтобы восстановить ритм моего дыхания.

– Скажите, прекраснейшая Наташа, очарование глаз, восторг сердца, вы, которая посрамляет розы и заставляет бледнеть утро, вы когда-нибудь читаете газеты?

– Конечно, – говорит она. – Я читаю «Ар», «Кандид» и «Минют».

– Я хочу сказать, ежедневные газеты!

– Нет, – возмущается моя прекрасная блондинка. – Конечно же, нет. Я ненавижу эту скандальную прессу, которая причиняет нам столько зла.

– А телефонный разговор, о котором вы говорите, – это было утром на прошлой неделе? Точнее, во вторник?

Она широко открывает глаза и рот. Ее грудь высоко поднимается. Брови удивленно изгибаются.

– Да, откуда вы это знаете?..

– Я забыл вам сказать, что я обладаю даром ясновидения.

– До такой степени? Это потрясающе!

Она опрокидывается на лужайку и смотрит в голубое небо, в котором застыли легкие облака.

– В самом деле, именно во вторник на прошлой неделе. Вы фантастический человек, – невнятно говорит она, проводя своим шаловливым языком по пухлым губкам.

Я награждаю ее страстным поцелуем.

Когорта наблюдателей испускает вздох и придвигается к нам еще ближе.

– У меня есть лишь один недостаток, – говорю я. – Я являюсь руководителем партячейки своего квартала.

Она фыркает, встает, дает мне пощечину и убегает. Я ее не останавливаю. Мне больше нечего ей сказать, и я знаю, где ее можно найти. Расстроенные садисты рассеиваются по лесу.

При одном и том же качестве бумаги пачка уведомлений имеет другой запах, нежели пачка ордеров. Попробуй пойми почему! Архивная регистрационная книга пахнет иначе, чем регистрационная книга бакалейщика.

Я рассыпаю приветы и шутки. Затем поднимаюсь в отдел уголовной картотеки. Сотрудник отдела говорит мне, что он как раз получил через курьера фото одного типа, некоего Матье Матье. Я беру снимок. На нем изображена группа рыбаков, снятых с гирляндой форели. На заднем плане виднеется невзрачное лицо. Кто-то из Белькомбежской полиции обвел его жирным кружком.

– Можно увеличить эту рожу, – говорю я. – Надо бы отнести фото в лабораторию.

Но папаша Катаплазм, король уголовной картотеки, встряхивает своим яйцеобразным черепом, который похож на суппозиторий, смонтированный на подшипниках.

– Не стоит, обойдемся лупой.

Он берет вышеозначенный оптический прибор и углубляется в изучение снимка. У этого человека, поверьте мне (а если не верите, пусть вам выкрасят щеки ртутно-хромовой краской), так вот, у этого человека, повторяю я, поскольку у вас совсем нет памяти, мозг, способный посрамить ЭВМ фирмы И.Б.М.

– Я узнаю этого господина, – неспешно произносит он из-под своих усов старой крысы.

– Не может быть. Вы знаете Матье Матье?

– Это не его фамилия. Имя, да... действительно Матье. Вспомнил! Матье Матиас! Могу даже вам сказать, что он разыскивается полицией. Хотя уже нет, из-за срока давности...

Подождите-ка, сейчас посмотрим. Кажется, он убил свою жену в состоянии опьянения...

Он роется в ящике с карточками на букву "М". Его малюсенькие пальчики перелопачивают их с быстротой сошедшей с ума ротационной машины.

– Мы говорим «Матиас»... Ма... ти... ас! Вот, нашел!

Он выхватывает четырехугольник лощеной бумаги, к которому приколота фотография.