|
И платит за него не милиция. Так что ее дело предложить, мое – отказаться.
Мы с Юрьевым вскочили и попытались выразительно жестикулировать.
– Не грызитесь, артисты, – пресек пантомиму полковник Измайлов. – Линева звонила домой один раз?
– Три, – неохотно поместился на сиденье Борис. – Но змея Полина не брала трубку.
– Меня не было, к Вешковой ходила, – защищалась я. – Юра Загорский беспокоит до икоты. Если он к месту и не к месту употребляет словечко «это», значит, наверняка колется… Но язык не повернулся в лоб спросить Лилию Петровну, предать мальчишку. Теперь жалею.
Ты уж извини, Боря, мне не до твоих подвигов.
– А напрасно, – проворковал Измайлов. – Оголившись, Юрьев повернул расследование на сто восемьдесят градусов. Он молодец. Вместо порицания я ему, пожалуй, выпишу премию. Ее не заплатят – не из чего. И все получится справедливо. Когда шиш равняется поощрению, человека простили.
Вот она, справедливость расфилософствовавшегося математика Виктора Николаевича Измайлова. Борис – любимчик, нет, по старинному певуче и ярко – любимче. Поэтому Бореньку не грех премировать за своевременное снятие брюк.
Правильно Сергей Балков кривится.
Представляет, как бы его наущали общементовским нормам морали с этикой, окажись он витязем в Борисовой шкуре.
Я рванула на амбразуру в облике полковника. Он позже уверял, что «девочка элементарно соскучилась». Шутник. Даже животные не скучают «элементарно». На них академик Павлов высшую – высшую, елки! – нервную деятельность изучал.
– И как Боря повернул расследование? Превратил Варвару из девственницы в бабенку? Воистину сто восемьдесят градусов. На триста шестьдесят, прошу прощения, не получится, хоть тресни.
– Прощения просишь поздно, уже такой непристойщины нагородила, детка, – вздыбился Вик, забыв, что «детка» – обращение нашего «внутреннего пользования» – тоже соскучился. – Святость Линевой мы обсудим в мужской компании. До свидания.
– Не уйду, – заявила я. – Свечку не держала, но разницу между Вариными номерами с Кропотовым и Борисом заметила.
– Тогда сиди тихо, – снизошел полковник. И перекинулся на затертого Балкова:
– Сергей, напомни нам историю с самого начала. В черно белом варианте, только нерасцвеченные факты. Ты мастак. Я пока сосредоточусь. Ведь Полина главное уловила, ведьма.
Последняя фраза была про меня, но не мне предназначалась. Обидно. Сейчас «ведьма» – комплимент и намек на отличные заработки, а не приговор к сожжению на костре.
Сережа Балков слегка отмяк. «Мастак» из прокуренных уст Измайлова дорогого стоило. Лейтенант умудрялся ладить и со мной, и с Юрьевым. Но в отличие от нас, антиподов по жизни, ему тяжело давался треп о том, что у людей расположено ниже шеи. Мы с Борисом тоже не собственные переживания смакуем, а всеобщие обсуждаем. Устно доказываем друг другу, дескать, не ханжи.
Для Сергея же теория спаяна с практикой. Не предвидится секса – не будет и досужей болтовни о нем, тем более с посторонними. Этим Балков близок Измайлову. Почему Вик держит парня в черном теле, а Юрьева распускает? Причем вряд ли Сережу простецкая тетка воспитывала в духе рыцарства. Скорее тренировала в скрытности и стеснительности. Получилось – враги объявят бахвалом, друзья иззавидуются и сглазят. Не получилось – заткнись в тряпочку.
Пока я тревожила тень его тетки, Сергей Балков извлек из нагрудного кармана пухлую записную книжку и, редко с ней сверяясь, заговорил. Менты немало сделали, помимо того, о чем мне рассказывали. Но по порядку.
* * *
Шестого сентября, около полудня, белые «Жигули» шестой модели, номера которых очевидцы не запомнили, сбили перебегавшую улицу на зеленый свет студентку четвертого курса биофака Зинаиду Краснову. |