Кочегары, обливаясь потом, при каждом ударе колокола в бешеном темпе подбрасывали уголь в топки.

Хенрики не удержался от похвалы.

— Ну и парни! — крикнул он и от лица пароходной компании обещал им двойное вознаграждение, если они удержат этот темп до Нью-Йорка.

Один из кочегаров упал без чувств, но его мгновенно заменили. Еще утром другого кочегара отправили в лазарет, где он вскоре умер от сердечных спазм. Никто об этом не узнал, да никого это и не интересовало.

Вперед, вперед, вперед! В туннелях, где неистово вертелись гребные винты, стоял неумолчный грохот.

В девять часов Ева и Вайт ужинали одни в ее гостиной и, занятые каждый своими мыслями, лишь время от времени обменивались несколькими словами. Иногда в каюту бесшумно входил стюард, что-либо подавая или унося. И когда отворялась дверь, издалека глухо доносились звуки оркестра.

За последние сутки Ева почти ничего не ела и сейчас ужинала с аппетитом. Она выпила стакан кьянти и заметно оживилась. Щеки чуть округлились, понемногу на них опять заиграл здоровый румянец, влажные губы вновь тронула сдержанная улыбка.

Через двадцать четыре часа с небольшим из вод Гудзона горой огней встанет перед ними Нью-Йорк, подумала Ева. Клинглер, конечно, встретит ее на пирсе, и они сразу покатят по шумным, залитым бесчисленными огнями ущельям нью-йоркских улиц. Она уже ощущала чудовищную энергию, какую излучает этот волшебный город.

Нью-Йорк, Чикаго, Милуоки, Питтсбург, Бостон… и повсюду в сопровождении Вайта. На этот раз она уже будет не одна, радостно подумала Ева. Как это было ужасно, когда она, смертельно усталая после спектакля или концерта, ужинала одна у себя в номере или в обществе чуждых ей людей. Теперь все это миновало, Вайт всегда будет с ней!

Ее щеки пылали румянцем.

— Когда мы будем в Нью-Йорке? — спросила она, должно быть, в десятый раз.

— Говорят, часов в двенадцать ночи, — ответил Вайт. — Самое позднее завтра рано утром.

Ева вскинула на него свои иссиня-серые глаза.

— В Нью-Йорке мы будем жить совсем уединенно, слышишь, Вайт? На этот раз я не воспользуюсь гостеприимством Клинглера. Как чудесно, что гастроли в Метрополитен-опера начнутся только через неделю!

Рюмки на столике, за которым они ужинали, начали скользить и разъезжаться, так сильно сотрясалось судно. Ваза с цветами, стоявшая на рояле, покачнулась и упала бы, не подхвати ее Вайт.

— Мы несемся как безумные! — сказал он.

— И пускай! И пускай! — крикнула Ева, и впервые за эти дни Вайт снова услышал ее веселый смех. — Пускай! Мне уже не терпится скорей оставить этот пароход, я никогда больше не ступлю на него!

Хотя Ева стала намного спокойнее, все же она чувствовала себя здесь как-то неуютно, неуверенно. Ей казалось, что злые угрозы, которые прозвучали в этих стенах, все еще носятся в воздухе и будут ей слышаться, пока она в Нью-Йорке не закроет за собой дверь каюты.

Она старалась думать о другом, говорила об удивительных вещах, которые ждут Вайта в Нью-Йорке, и все же ее мысли то и дело возвращались к Кинскому. Она собиралась завтра попросить его встретиться с нею и по-дружески обо всем поговорить. Он должен почувствовать, что на свете есть, по крайней мере, один человек, от души желающий ему добра. Она непременно познакомит его с Клинглером и Гарденером, со всеми своими друзьями. Неудержимый оптимизм американцев, их радушие и постоянная готовность помочь воскресят его. И потом — путешествие… О, она сумеет убедить его в благотворности такой передышки.

В дверь постучали. Стюард подал визитную карточку Хенрики: «Всем нам сильно не хватает за капитанским обедом г-жи Кёнигсгартен и доктора Кранаха.