ЖЕНЯ. Где? Где?

РАЯ. Вон там, на углу, за кондитерской… Видите?

ЖЕНЯ (передразнивая). «Видите? Видите?..» А что видеть? Видеть нечего.

ЗИНА (виновато). Мне показалось…

РАЯ. И мне…

ЖЕНЯ. «Показалось»!.. Вечно вам кажется!

ЗИНА (села на подоконник). Давайте лучше учиться, что ли.

ЖЕНЯ (тоже села). Чего ж учиться? Все равно сегодня уроков не будет.

РАЯ. А может, еще придет кто-нибудь?

ЖЕНЯ. Половина двенадцатого — кто придет!

ЗИНА. Батюшка пришел же.

РАЯ. Батюшка через дом отсюда живет. А остальных учителей никого нету.

ЗИНА. И учениц тоже. Из приходящих никто не пришел. Только мы, пансионерки.

ЖЕНЯ. И что это Нянька, право, какой! Пошел и пропал. Чорт знает!..

ЗИНА (Жене, строго). Говеешь, а чертыхаешься. Это грех!

ЖЕНЯ (огрызаясь). Ну и пускай грех! Вот возьму и нарочно сто раз подряд скажу: «Чорт, чорт, чорт, чорт!»

ЗИНА (затыкая уши). Я не слушаю! Не слушаю! Не слушаю!

МАРУСЯ (Жене). Перестань! Легче тебе от этого, да?

ЖЕНЯ. Ну и пусть не легче, а пока хоть время пройдет. И то ладно… Скорей бы Нянька, право! (Вдруг замолчала, насторожилась, прислушивается, вскочила на подоконник.)

РАЯ и ЗИНА (тоже вскочили за Женей). Что? Что?

ЖЕНЯ (разочарованно). Ничего. Мне показалось, копыта стучат.

ЗИНА (выглядывая в окно). Никого. Пусто на улице — ни одного человека.

ЖЕНЯ. Вымерли, что ли?

ВОРОНА (быстро входит, кутаясь в платок). Что, Грищука здесь нет? И не приходил еще? Странно… (Уходит.)

ЖЕНЯ. И ей зачем-то Няньку нужно!

ЗИНА. Еще бы не нужно! Он сегодня на всю гимназию один — никто не пришел!

РАЯ. Да и его опять зачем-то в полицию вызвали.

ЖЕНЯ. В полицию?

РАЯ. В полицию.

ЖЕНЯ (раздумывая). Гм-м… в полицию.

МАРУСЯ (оторвавшись от писания). А ну вас! Бубните тут, я и написала: «Сел Тарас на коня, поскакал в полицию».

ЖЕНЯ. А ты брось писать! Ни к чему это твое писанье, ни к чему!

МАРУСЯ. Ты думаешь?

ЖЕНЯ. Всего «Тараса Бульбу» печатными буквами переписывать? Да ты сто лет писать будешь!

МАРУСЯ. Зато уж, если и второй номер Мопсе попадется, ничьего почерка нету: одни печатные буквы! Кто писал — не знаю, а я, дурак, читаю.

ЖЕНЯ. И писал тоже дурак. Сто лет писал, а читать никому не пришлось.

МАРУСЯ (пишет, говоря про себя). «Не уходи! — прошептала прекрасная панна…»

ЖЕНЯ (с сердцем стукнула кулаком по книге). А Няньки все нету! Чорт!..

ЗИНА. Опять чертыхаешься? Нам сегодня на исповедь итти. Про это ты помнишь?

ЖЕНЯ. Ох, я и забыла! Еще и это удовольствие…

ЗИНА (строго). В церковь люди не для удовольствия ходят.

ЖЕНЯ. Верно, Зиночка… Это для скуки.

ЗИНА. И все-таки все люди в церковь ходят!

ЖЕНЯ. Мой папа не ходил. И меня не водил. (Вдруг обрушивается на Марусю.) Я тебе говорю, Маруська, брось писать! Никому это не нужно — скука!

МАРУСЯ. Так ведь надо же второй номер выпустить. Обложка готова, а середки нету. И ты же первая выдумала: «Журнал! Журнал! Гоголя писать!»

ЖЕНЯ. Так ведь это когда было!

ЗИНА. Три дня тому назад.

ЖЕНЯ. Тогда Гоголя было интересно, а теперь нет…

МАРУСЯ. Так про что же нам писать? Про что интересно-то?

ЖЕНЯ (тихо). А вон про то… (Показывает на окно.) Про то, что там.

МАРУСЯ. Да. Я вот тоже все думаю: куда они тогда шли? Зачем?

ЖЕНЯ. Нянька говорит: голодные… Хлеба требуют.

ЗИНА (недоверчиво). Ну-у-у? Хлеб в лавке купить можно!

ЖЕНЯ. А если у них денег нету?

МАРУСЯ. Ну хорошо. Ну голодные, хлеба хотят. Так за что же в них стреляли? Ведь не за это же?

ЖЕНЯ.