IV

На следующее утро, часу в одиннадцатом, заявился Сашка Терентьев. Антошин сидел во дворе на лавочке. И грелся на солнце. Таяло, как в конце марта. В палисадничке, у дощатого, врытого в землю столика, Шурка с ребятами играла в бакалейную лавку. Спрос в лавке был, как и у взрослых, главным образом на керосин, селедку, крупу. Ну и еще на леденцы. Торговля шла бойко и весело.

Сашка торопливо прошел мимо, будто по нужде, буркнул:

— Выдь за ворота!.. Только неприметно… Чтоб Шурка не пронюхала… Понял?

Антошин вышел за ворота. Минуты через две вслед за ним возник Сашка, отвел вниз, по Большой Бронной, за угол, на Сытинский переулок.

— Ну, — сказал он, — докладывай!

На этот раз он, видно, всерьез собирался взять Антошина в ежовые рукавицы.

— О чем? — спросил Антошин.

— Опять двадцать пять!.. О чем!.. О чем!.. О Конопатом, вот о чем!..

— А чего мне о нем докладывать? Не о чем мне докладывать.

— Обратно, он никуда не ходил? — съехидничал Сашка.

— Нет, почему же, — сказал Антошин. — Вчерась ходил.

— Ага! — взвился Сашка. — Так, так!.. Ходил, значит?..

— Ходил.

— А ты что?

— А я, конечно, за ним следом.

— Это ты правильно сделал!.. Молодец ты у меня!.. Человеком сделаю… А он тебя видел?

— А разве надо было, чтобы он меня видел? — будто бы испугался Антошин. Я так старался, чтобы он меня не видел, а чтоб я его видел… Я думал, ты мне так велел…

— Верно! — с фальшивым восторгом подбодрил его Сашка. — Ну молодец! Ну молодец! Так я тебе и велел… Ну, значит, пошел ты за ним следом… А он куда?..

— Кто «он»? — спросил Антошин, с головой уходя в клиническое простодушие.

У Сашки от ярости задергалась правая щека, но стал он еще более ласков и улыбчив.

— Ну, Конопатый, конечно… Конопа-а-атый! — Он чуть не рыдал от ярости. Это когда было?..

— Так тебе на какой вопрос отвечать? — будто бы рассердился Антошин. — То одно спрашиваешь, то другое… Идиёт какой-то!

— Да ты хоть понятие имеешь, что такое значит слово «идиёт», деревня ты неумытая!.. — Сашка уже и руку сжал в кулак, но сдержался.

— Та-ак! — еще больше рассердился Антошин. — Уже получается третий вопрос!.. Ты меня, Сашка, с толку не сбивай… Дай я тебе сначала на один вопрос отвечу, потом на другой, а уж напоследок объясню, что такое значит слово «идиёт», раз оно тебе непонятное слово… Значит, так.

Вышел Конопатый из дому после обеда. Ну, еще, словом, не стемнело… То есть уже не совсем было светло, но и темноты настоящей тоже вроде еще не наблюдалось… Та-а-ак… Это я тебе на один вопрос ответил… Теперь, спрашиваешь, куда он пошел. Отвечаю: пошел он на Страстную площадь… Теперь отвечаю, почему ты идиёт…

— В какую он сторону пошел? — перебил его Сашка. — И говори короче! А то у меня от твоего бреха голова кругом идет…

— Ну, раз я брешу, — счел Антошин необходимым обидеться, — тогда я пошел.