Она не позволила ему взять у нее камеру, однако оперлась о предложенную руку, сделала, хромая, несколько шагов, пока не заставила себя идти твердо.

— Все в порядке, — сказала она. — Я должна прямо сейчас отнести эти пленки в газету. — Ее произношение было чисто американским. В нем не осталось следов ни английского, ни языка африкаанс.

— Разрешите мне проводить вас, — сказал он. — Мы можем поймать такси на соседней улице. Разве вы дойдете пешком так далеко?

— Я могу идти, — уверенно сказала она и снова с удивлением посмотрела на него. Ее карие с крапинками глаза мучительно искали ответа на вопрос: «Я знаю вас? Я вас уже где-то видела, правда?»

Они достигли тротуара, и он, подняв палец, остановил такси и открыл дверцу. Девушка только на мгновение заколебалась, но затем села в машину. В машине она очень осторожно прикоснулась носовым платком к пораненному колену, затем сняла свой ужасный берет и провела рукой по коротко остриженным волосам. Он снова посмотрел на нее. Странно, что он помнил ее глаза и забыл ее волосы. Они были светлые, золотисто-каштановые. Они были короче, чем ему нравилось. «Надо будет убедить ее отрастить их, — подумал он, — если мне суждено оказать влияние на ее жизнь».

— Скажите мне, где мы встречались, — попросила она, внимательно вглядываясь в него.

Такси следовало по Мичиган-авеню мимо роскошных магазинов, расположенных по краям бульвара подобно светящимся бусинкам на серой нити. В окнах высотных зданий над головой светились тысячи огней, обдавая своим жаром туман.

— Я намекну вам, — сказал он ей — Можете ли вы вообразить широкий берег с очень белым песком и нагромождение больших плоских скал, обрывающихся к морю? Можете ли вы припомнить ряд пиков, выстроенных в одну линию и наклоненных в одну сторону?

Она широко раскрыла глаза, непроизвольно прикрыв рот ладонью.

— Двенадцать апостолов! Южная Африка, конечно. А ты — Дэрк, Дэрк Гогенфильд!

— Итак, ты вспомнила, — сказал он, несколько удивленный тем, что ему стало приятно.

Ее глаза ликовали.

— Вспомнила? Конечно, я вспомнила! Как я могла не вспомнить? Я была сумасшедшая от любви к тебе тогда. Все мои герои воплотились в тебе одном, включая Пауля Крюгера и Сесла Роудса.

Слабая улыбка искривила ее губы, и у него возникло странное желание увидеть ее улыбку радостной, а смех громким. Но ее лицо было неподвижным и печальным.

Он взял ее левую руку и стянул перчатку из свиной кожи. Кольца на третьем пальце, по крайней мере, не было. Следовательно, осуществить желание старика будет несколько проще.

— Однажды ты мне дала пощечину этой рукой, — напомнил он. — Помню, как я был удивлен, что удар у маленькой девочки получился таким тяжелым. Кажется, в твоей правой руке была кукла.

— Я тоже помню, — сказала она. — Ты оскорбил мои чувства. Ты подшучивал над моей дорогой Мариеттой, и я должна была показать, что ненавижу тебя.

— Но тебе это не удалось. — Он говорил уверенно. Она, по крайней мере, совсем не ощущала его неуверенности или обидчивости, свойственной мечтательному, чувствительному мальчику — Какой смешной маленькой плутовкой ты была. Я любил разыгрывать из себя героя перед тобой, хотя и не заслуживал твоих чувств, обретенных таким путем.

Она отдернула руку и стала развязывать оранжевый шарф на шее, как будто искала занятие для рук.