Вдова-полковница Бернадетта Бушардо перенесла всю потребность любить на единственного своего сына Люсьена, который родился незадолго до того, как она овдовела. В свои восемнадцать лет юноша больше не мог выносить материнскую заботливость и ждал лишь первого случая, чтобы ускользнуть из дома.

Доминиканец Адриан Дельмас, «совесть семьи», имел обыкновение поддразнивать своего брата Пьера. Среди его племянников и племянниц только Леа не испытывала робости перед монахом, гигантом, выглядевшим особенно внушительно в длинной белой рясе. Замечательный оратор, он выступал с проповедями по всему миру и, зная множество языков, регулярно переписывался с религиозными деятелями всех вероисповеданий.

В обществе Бордо, как и в собственной семье, его считали революционером. Разве не он укрывал у себя после падения Барселоны покинувших свою страну испанских беженцев, этих растлителей монахинь и разорителей склепов? Разве не он был приятелем английского писателя-социалиста Джорджа Оруэлла, бывшего лейтенанта 29-й дивизии, который, прежде чем попасть во Францию, где Адриан оказал ему гостеприимство, раненый брел под палящим солнцем, ночуя под открытым небом в зарослях кустарника или в разрушенных домах? Единственный из братьев, он осудил как несправедливое Мюнхенское соглашение и предсказал, что трусость не позволит избежать войны. Один месье д'Аржила разделял это мнение.

Раймон д'Аржила и Адриан были старыми друзьями. Оба любили Шамфора, Руссо и Шатобриана, но спорили из-за Золя, Жида и Мориака, снова сходясь во взглядах на Стендаля и Шекспира. Их литературные споры могли тянуться часами. Когда отец Дельмас приезжал в Белые Скалы, слуги говорили между собой:

— Смотрите-ка, снова святой отец со своим Золя. Пора бы ему понять, что хозяин того не переносит.

Из всех девушек только Леа была одета в темное платье, резавшее глаз в этот летний полдень.

Ей пришлось долго уламывать мать, чтобы та разрешила ей сшить это платье из тяжелого черного шелка в мелкий цветочек. Его линии подчеркивали тонкость талии, пышность груди и крутизну бедер. На голые ноги были обуты лодочки из красной кожи. Украшенную букетиком цветов в тон к лодочкам черную соломенную шляпку она лихо сдвинула набекрень. В руке держала опять же красную сумочку.

Само собой разумеется, первыми к ней подбежали братья Лефевры. Затем ее расцеловал Люсьен Бушардо, шепнувший перед тем Жану на ухо:

— А наша сестричка здорово сложена.

В свою очередь подошел Филипп Дельмас и, покраснев, тоже поцеловал сестру. Сразу же отойдя от него, Леа повернулась к Пьеро, который бросился к ней на шею, сбив шляпку.

Отвечая поцелуем на поцелуй, Леа сказала:

— Пьеро, я очень рада тебя видеть!

Расталкивая толпу поклонников, наконец, сумел пробиться к девушке и доминиканец в белой рясе.

— Дайте же мне пройти и обнять крестницу!

— Дядюшка Адриан, как это хорошо, что вы приехали! Но что с вами? Вы выглядите озабоченным.

— Пустяки, милочка, пустяки. Как же ты выросла! А ведь когда-то я держал тебя над купелью! Теперь надо бы подумать и о твоей свадьбе. Мне кажется, женихов у тебя хватает!..

— Ох, дядюшка! — промурлыкала она, поправляя шляпку.

— Поспешим, поспешим! Иначе рискуем опоздать в Белые Скалы.