Не торопясь, все двинулись к хозяйственным постройкам, где были припаркованы автомашины. К вящему разочарованию братьев Лефевров, в ее честь до блеска надраивших свою старушку «сельтакатр», Леа захотела сесть рядом с крестным.

— Проезжайте вперед со своей таратайкой. Встретимся в Белых Скалах. Дядюшка, ты позволишь мне вести?

— А ты умеешь?

— Да. Только маме не говорите. Папа иногда позволяет мне водить и учит правилам дорожного движения. Это самое трудное. Надеюсь вскоре сдать экзамены.

— Но ты же слишком молода.

— Папа говорит, что это удастся устроить.

— Буду удивлен. А пока покажи мне, что же ты умеешь.

Вместе с ними в машину поднялись Люсьен, Филипп и Пьеро. Подобрав белую рясу, монах сел последним, перед тем рукояткой заведя мотор.

— Провались ты…

Леа слишком резко тронулась с места.

— Извините меня, дядя. Я еще не освоилась с вашим автомобилем.

После нескольких толчков, изрядно перепугавших пассажиров, Леа наконец справилась с машиной.

В поместье месье д'Аржила Белые Скалы вблизи Сент-Эмильона они прибыли почти самыми последними. Длинная дубовая аллея вела к дворцу конца семнадцатого века, изысканная архитектура которого находилась в решительном контрасте с псевдоготикой второй половины девятнадцатого века, характерной для соседних усадеб. Лоран и его отец были очень привязаны к своему жилищу, на содержание и украшение которого не жалели средств.

Когда Леа выбиралась из автомобиля, ее платье задралось, высоко обнажив ноги. Рауль и Жан Лефевры не смогли удержаться от восторженного свиста, но смутились под раздраженными взглядами женщин.

Слуга отогнал машину на задний двор.

В толпе собравшихся перед усадьбой гостей Леа искала только одного человека — Лорана. Небольшая группа направилась к хозяину дома.

— Леа, наконец-то ты здесь. Без твоей красоты, без твоей улыбки ни один праздник не может считаться удавшимся, — сказал Раймон д'Аржила, сердечно глядя на нее.

— Здравствуйте, месье. А Лоран здесь?

— Конечно. Не хватало только, чтобы он отсутствовал! Он показывает Камилле последние переделки в доме.

Леа вздрогнула. Сразу померкло солнце прекрасного сентябрьского дня. Пьер Дельмас заметил, как резко изменилось настроение дочери, и увлек ее в сторону.

— Прошу тебя. Только без сцен и без слез. Не хочу, чтобы моя дочь стала посмешищем.

Леа подавила рыдания.

— Вздор, папочка. Просто я немного устала. Как только поем, все пройдет.

Сняв шляпку, она с высоко поднятой головой присоединилась к своим поклонникам. Те расположились у большого заставленного напитками стола. Она улыбалась их словам, смеялась их шуткам, попивая восхитительный «Шато-д'Икем». А в голове не переставала звучать фраза: «Он с Камиллой».

Праздник обещал быть великолепным. На безоблачном небе сияло солнце; политые накануне лужайки ярко зеленели и пахли свежескошенной травой; благоухали куртины роз. В большой бело-серой палатке расположился обильный стол, за которым стояли слуги в белых куртках. Там и сям под зонтами были разбросаны столики, садовые кресла и стулья. Светлые туалеты женщин, их движения, их смех придавали толпе веселую ноту, которая резко контрастировала с мрачным выражением на лицах некоторых мужчин. Даже Лоран, ради которого и собрались все эти люди, показался Леа побледневшим и напряженным, когда, наконец появился вместе с девушкой, одетой в простое белое платье, чье нежное личико сияло от счастья. При их появлении все приглашенные, кроме Лауры, поправлявшей волосы, зааплодировали.

Раймон д'Аржила подал знак, свидетельствующий о том, что он хочет сказать несколько слов.