Изменить размер шрифта - +

— А наизусть знаешь?

— Знаю.

Федя оглянулся.

Девочки из их класса шли не так чтобы далеко, но и не близко. Заняты они были своим разговором.

— Слушай, — сказал Федя.

Девочка посмотрела на Федю сбоку, задумалась и улыбнулась вдруг.

— Мне кажется, читая эти стихи, ты раскрывал свое сердце.

Федя не думал об этом, когда читал стихи, но он понял, что девочка была права.

— Да? — настойчиво спросила Морозова.

— Да!

— Жених и невеста! — захлопали в ладоши, залились на всю улицу смехом девчонки. И Морозова тоже хохотала: они разыграли его. Федя свернул в проулок, выскочил на свою пустынную тропинку, постоял, переживая стыд, пережил и медленно пошел, заложив портфель за спину, откинув голову, глядя в небо.

Было тепло, и уже дрожали в небе жаворонки.

Дома Федя читал стихи Пушкина, вслух, себе. Свои любимые, печальные стихи.

И еще любил и читал Федя:

И еще:

Федю потянуло на улицу.

Лед на пруду еще не потонул, но просел, треснул, и по верху уже гуляла вода. Оба островка щетинились голыми прутиками, тянулись в небо, и будто на цыпочки поднимались от нетерпения — так хотелось им листьев и птиц.

Федя пошел вдоль берега, глядя на солнышко. Увидал студенистую, в черных зернышках лягушачью икру. Он сел на корточки и разглядывал это великое чудо, эти черные точечки, которые — дай только потеплеть — превратятся в шустрых головастиков, а потом в изумрудных лягушек.

— Что смолкнул веселия глас! — крикнул Федя на весь лес.

А по лесу в ответ покатилась волна апрельского ветра, закачались вершины, загудело в вершинах. И Федя засмеялся: он был хозяин неведомой силы.

 

2

Красавка никак не хотела ходить в стадо. Какая-то корова ударила ее больно в бок рогом, и Красавка каждый день удирала.

— Хоть работу бросай, — сказала мама.

А как было бросить работу, когда от мышиных обедов оставались белые сухарики.

Бабка Вера хворала, может, и вправду, а может, боялась от дома отойти.

— Обчистят, и будешь гол, как сокол.

— Кончишь год, придется тебе корову пасти, — сказала мама Феде.

Тот покраснел: мало, что деревенский, еще и пастухом сделали.

Но, оказывается, Леха тоже собирался пасти свою корову и сын деда Кузьмы Вовка. Они никак дождаться не могли, когда закончится учеба.

— Что ты! — говорил Леха. — В пастухах — во! Воронят будем есть, колоски жарить.

 

3

— Вставайте, ребята, вставайте! — будила мальчиков бабка Вера.

Федя выскочил из постели, продрал глаза.

— Мама, что случилось?

— Войне — конец!

— Войне — конец! — заорал, влетая к Страшновым не постучавшись, Леха. — Слыхали?

Федя оделся, они с Лехой побежали в Красенькое, к клубу. Возле клуба, сияя медью, собирался оркестр. Грянул марш: «Все выше, и выше, и выше стремим мы полет наших птиц!» Люди подходили друг к другу, целовались.

— Взрослым парням лафа! — сказал с пониманием Леха. — Всех девок нынче перецелуют, как на пасху.

Оркестр играл, крутили бесплатную картину, правда, опять без звука, но картина была что надо: «В шесть часов вечера после войны».

 

4

Соседка по парте писала на промокашке какие-то буквы, ставила между ними плюс и промокашку старалась положить на Федину сторону. Федя стряхнул с пера кляксу на парту, промокнул этой промокашкой и написал на ней большими буквами: «Предательница».

Быстрый переход