Люди не выспались, они были измучены и потому не скрывали злого раздражения.

Грязные, голые, они расчесывали укусы насекомых. Ранки воспалились и сочились кровью. К спине ун-Гиббельна чуть ниже левой лопатки присосалась большая пиявка, которая раздулась от высосанной крови и стала похожа на серый шар размером с кулак. Ун-Энке помог товарищу, осторожно удалив пиявку ножом. Следовало прижечь ранку, но сделать это оказалось нечем.

Ун-Энке был невысоким крепышом с широкими плечами и великолепно развитыми мышцами груди и живота. Круглое лицо его казалось безмятежным, словно не он в конце ночи наблюдал появление третьей головы колдуна Бу. А быть может, именно поэтому он был спокоен — знал, что препятствий, кроме природных, у них на обратном пути нет. Особыми успехами по службе он не блистал, еще при формировании группы «Зет-нойнцейн» ротенфюрер листал его личное дело, которое состояло из послужного списка и общих характеристик. Ун-Энке служил в Норвегии, судя по всему, и сам был выходцем из северных регионов, потом отличился в подавлении Балканского восстания, был рекомендован в формирующийся отряд «Зет-нойнцейн» штурмбанфюрером Пфефером. За какие грехи штурмбанфюрер избавился от ун-Энке или просто подписал приказ об отчислении в связи с указаниями свыше, из личного дела узнать было невозможно. Бюргер в Осло ун-Энке окончил с отличием.

— О случившемся ночью никому ни слова, — предупредил ротенфюрер. — Ты ничего не видел. Ты меня понял, Зигфрид?

Ун-Энке кивнул.

Они вышли в рассветных сумерках, когда окружающая листва и трава еще не обрели свой естественный зеленый цвет, а все вокруг казалось нерезким и расплывчатым. Одолевала мошкара, которая ухитрялась пробиться даже сквозь грязевую корку, покрывающую тело солдат. Видимо, оттого они и шли довольно шумно, ломая кустарник и безжалостно приминая высокую трескучую траву.

И все-таки темп, который они взяли, оказался неплохим. Солнце не добралось до зенита, а оставшиеся в живых бойцы группы «Зет-нойнцейн» уже шли по узнаваемым местам. Именно где-то здесь произошла схватка с чудовищем, но ун-Грейм продолжал сомневаться, пока они не наткнулись на могилу. Свежий бугорок пророс зеленой щеткой пока еще редкой травы.

Ун-Энке повел себя странно.

Он низко склонился и принялся бродить вокруг могилы, вглядываясь в траву.

— Черт, — бормотал он. — Где же она? Должна быть где-то здесь!

— Какого черта? — спросил Ойген ун-Грайм.

— Обожди, командир, обожди… — теперь уже ун-Энке встал на четвереньки, словно неожиданно сошел с ума. Встал и тут же поднялся обратно, держа в руках зеленое рубчатое ядрышко гранаты.

— Есть! — и виновато глядя на Ойгена ун-Грайма, объяснил: — Я ее потерял, когда могилу копали. А как к могиле вышли, дай, думаю, поищу. Все же не с пустыми руками будем, я в нее и запал ввернул.

Одинокая граната в руках ун-Энке казалась подарком судьбы.

Она и навела Ойгена ун-Грайма на мысль поискать оружие солдат, убитых монстром. В случившейся суматохе нападения их автоматы никто не забрал, да и незачем это было — каждая лишняя единица оружия сверх табельного отягчала руки солдат.

Искали недолго. Кровавых пятен уже не было, и тростник успел выпрямиться, но автоматы нашлись. Автоматы покрывали пятна ржавчины, но все-таки это было оружие. В каждом магазине — по тридцать патронов, ведь ун-Ботц и ун-Дерек не выстрелили ни разу. Атака монстра оказалась слишком стремительной.

Странное дело, оружие придало солдатам уверенности в себе. Оружие снова сделало их сильными. В небольшом озерце, более похожем на большую лужу, вода оказалась теплой, почти горячей. Они смыли с себя грязь, становясь похожими на прежних белокурых бестий, способных опрокинуть и смять любого врага.