Как-то
Синюшный Мальчонка начал съезжать, и наружу такое выползло, что даже
санитара со скорой бы вырвало. Бажбан под конец включается, начинает бегать
по пустым кафетериям и станциям метро и вопить: "Вернись, пацан!! Вернись!!"
и кидается вслед за ним прямо в Ист-Ривер, под воду сквозь презера и
апельсиновые шкурки, сквозь мозаику плавающих газет, в саму молчаливую
черную жижу, к гангстерам, закатанным в бетон, и к пистолетам, расплющенным
так, чтобы избежать пронырливых пальчиков любопытствующих экспертов по
баллистике."
А фрукт мой думает себе: "Вот это тип!! То-то расскажу о нем парням в
Кларке." Он коллекционирует народные характеры, замереть готов, если Джо
Гулд ему чайку покажет. Поэтому вешаю я ему на уши, типа крутой, и сбиваю
стрелку, продать немного "плана", как он его называет, думая про себя:
"Загоню-ка я придурку кошачьей мяты." (Примечание: Кошачья мята пахнет как
марихуана, когда горит. Часто втуляется неосторожным или неопытным.)
"Ну ладно," сказал я, постукивая пальцем себе по запястью, "долг зовет.
Как сказал один судья другому: "Будь справедлив, а если не можешь, то суди
от фонаря"."
Залетаю я в кафетерий, а там Билл Гэйнз съежился в паленом пальтугане в
углу, будто полупарализованный банкир в 1910 году, и Старина Барт,
потасканный и неприметный, ломает фунтовый кекс грязными пальцами,
лоснящимися от пластилина.
У меня на окраине были клиенты, о которых заботился Билл, да и Барт
знал нескольких реликтов еще со времен гаяновых раскурок, призрачных
дворников, серых как пепел, привратников-привидений, выметающих пыльные
вестибюли медленной старческой рукой, кашляя и сплевывая поминутно в
предрассветном отходняке, вышедших на пенсию барыг-астматиков в театральных
отелях, Пантопонную Розу, пожилую мадам из Пеории, стоических
официантов-китайцев, по которым никогда не видно, есть у них долбата или
нет. Барт выискивал их, прогуливаясь своей старой торчковой походкой,
терпеливо, осторожно и медленно, ронял им в обескровленные ладони несколько
часов тепла.
Однажды прикола ради я сходил с ним на один такой обход. Знаете, как
старики уже теряют всякий стыд по части еды, и когда смотришь на них,
тошнит? Со старыми торчками точно так же насчет мусора. Они лепечут и
повизгивают при виде его. Слюна висит у них с подбородков, в животе урчит и
все нутро у них скрежещет в перистальтике, пока они лизнуть собираются,
растворяя пристойную кожу своего тела, так и ждешь, что в любой момент
сейчас огромный пузырь протоплазмы вырвется из них на поверхность и всосет в
себя мусор. Отвратительное зрелище в натуре.
"Что ж, мои мальчишечки тоже такими когда-нибудь станут," подумал я
философски. |