Но в ответ Лэнгдон Сент-Ив, как именовали служителя науки, только качал головой. Гироскопы ему без надобности, а вот некая сумма, довольно скромная, у него имеется, и он был бы рад расстаться с ее частью в обмен на надежные сведения о яйце.

Впрочем, сопровождаемый криками толпы гул дирижабля отвлек на себя его внимание, и уже спустя мгновение Сент-Ив бежал по Мидлсекс-стрит, подзывая ближайший кэб, а потом, вытянув шею и высунувшись из окна, наблюдал, как воздушное судно медленно, со стрекотом винтов, смещается к востоку. Но стоило аэростату поймать восходящие воздушные потоки и скрыться за белой грядой облаков, затянувших небо над окрестностями Грейвзенда, как ученый потерял его из виду.

I

ВЕСТ-ЭНД

Дождливым вечером 4 апреля 1875 года — ровно тридцать четыре столетия со дня, когда пророк Илия, как считается, воспарил к звездам в огненной колеснице, и порядком сверх восьмидесяти лет с той поры, как прозвучало рискованное заявление, будто Джоанна Сауткотт скорее обзавелась водянкой, чем безгрешно зачатым Новым Мессией, — Лэнгдон Сент-Ив стоял на Лестер-сквер и безуспешно пытался раскурить отсыревшую сигару. Он поглядывал вдоль Чаринг-Кросс-роуд, щурясь из-под полей намокшей фетровой шляпы, высматривая, не приближается ли… скажем, некто. Он и сам не знал точно, кто именно.

В полосатых брюках и высоких штиблетах он чувствовал себя крайне глупо, будучи вынужден вырядиться так ради обеда с секретарем Королевской академии наук. В своей харрогейтской лаборатории ученому не было нужды строить из себя франта, разгуливая в щегольских костюмах. Сигара тоже начинала действовать на нервы, но эта была последняя, и он ни за что не позволит ей одержать над собою верх.

Раздраженный Сент-Ив проклинал и сигару, и моросящий дождь. Влага часами висела в воздухе, и в ученом неумолимо крепло желание либо увидеть наконец нормальные дождевые струи, либо махнуть на все рукой и устремиться к дому.

В мире науки нет места посредственности, полумерам и мокрым сигарам. Не вытерпев, Сент-Ив швырнул обидчицу через плечо в проулок, охлопал свой плащ, убеждаясь, что пакет еще там, и сверился с карманными часами. Почти девять. Зажатое в его руке, поделенное на аккуратные абзацы почерком умелого чертежника письмо сулило рандеву в половине девятого.

— Благодарю вас, сэр, — с удивлением произнесли за спиной Сент-Ива, — но я не курю. Вот уже много лет.

Резко обернувшись, Сент-Ив едва не столкнулся со спешившим мимо джентльменом, который укрывался от мороси под сложенной газетой. Говорил, однако, не он. Из переулка приближался, шаркая, ссутулившийся работяга в видавшей виды кепке, из-под которой во все стороны торчали неровные лохмы мокрых волос. Вытянутая рука держала отвергнутую Сент-Ивом сигару на манер автоматического пера.

— До чего ж они меня бесят, — продолжал он, — все эти туманы. Люди говорят, к ним можно привыкнуть, точно к моллюскам или рубцу на обед. Только люди ошибаются. По крайности, что касаемо старины Билла Кракена. Превосходный глазомер у вас, сэр, если позволите так выразиться. Угодили точнехонько в грудь. Будь то змея или тритон, грустно было бы Кракену. А вот и нет, лишь сигара.

— Кракен! — вскричал потрясенный этой встречей Сент-Ив, забирая протянутую сигару. — Помощник Оулсби, не так ли?

— Он самый, сэр. Давненько не виделись, — произнеся это, Кракен с подозрением вгляделся за спину собеседника, в проулок, чьи неведомые тайны терялись в пронизанном туманами вечернем мраке.

В левой руке Кракен нес округлый котелок на складной ручке, плотно обернутый тряпками, словно индийским тюрбаном. На шее у него болталась небольшая плетеная коробочка, содержавшая, как догадался Сент-Ив, склянки с солью, перцем и уксусом.

— Теперь разносишь горох, значит? — спросил Сент-Ив, рассматривая котелок; долгое ожидание пробудило в нем голод.