С первых же мгновений мои ладони обжег холод скоб. Температура воздуха в трубе была явно минусовая. Решив, что лишние неудобства мне ни к чему, я сразу же натянул перчатки и поглубже напялил шапку. Сколько времени занимал мой спуск, я не знаю, но мне он показался необычайно долгим. И чем глубже я уходил, тем холоднее становился воздух. Однако, как известно, все имеет свое начало и свой конец. И он наступил, когда я заметил под собой яркие лучи фонариков первопроходцев. Еще мгновение, и я ступил на ровный пол, покрытый метлахской плиткой.

- Что это? - невольно вырвалось у меня. - Где мы находимся?

- Там, где я и предполагал, - хохотнув, ответил тесть. - Вы на государственном продовольственном складе неприкосновенного запаса.

Высота камеры, где мы оказались, была не больше трех метров, а площадь составляла квадратов двадцать. Помещение было абсолютно пустым. Три голых стены покрывал белый кафель, а четвертая, фронтальная, была забрана огромной металлической дверью. Она была на палец приоткрыта, и именно оттуда тянуло холодом.

- Пойдемте, что ли? - кивнул я на дверь. - Остальным я велел ждать наверху.

- Пойдем, - с трудом открывая створку, согласился тесть.

За дверью находился короткий коридор, который вывел нас в просторный зал, чем-то напоминающий самолетный ангар. При высоте в пять метров площадь он имел не меньше ста квадратных метров. Прямо по ходу перед нами до самого потолка стояла кирпичная стена с вентиляционными решетками сверху. С левой стороны, на полках, стояли фанерные ящики. Их было великое множество, наверное, в них и хранилась пресловутая тушенка.

С правой стороны этого зала расположилось какое-то непонятное сооружение, забранное решеткой. Именно к нему мы и направились, освещая свой путь тремя карманными фонариками. Подойдя ближе, мы наткнулись на зарешеченную дверь, закрытую на висячий замок. За дверью стояли какие-то непонятные станки и агрегаты. Чтобы разобраться и понять их предназначение, нам было необходимо попасть внутрь. С этой задачей блестяще справился Ефимов. Просунув в замочную дужку ломик, он одним движением скрутил проушины и широким жестом распахнул перед нами дверь. Непонятными механизмами оказались запасные части холодильного агрегата. За ними в углу стояла раскладушка, а на ней, свернувшись калачиком, спал мертвец.

Видимо, бедняга умер от холода, потому что лежал он полураздетый, а рядом валялись все его нехитрые тряпки. Говорят, что такое бывает довольно часто. Когда человек замерзает, ему становится жарко и он стремится сбросить с себя последнюю майку. Не знаю, правду ли говорят знатоки, но в нашем случае это выглядело именно так. Обшарив карманы его куртки и рубашки, мы не нашли там ровно ничего. О том, чтобы попасть в карманы брюк, не могло быть и речи. Замерзая, он скрючился до такой степени, что превратился в один сплошной кусок мороженого мяса.

В метре от раскладушки стояли два ведра, одно с питьевой водой, а другое с окаменевшими нечистотами. Несколько пустых и закрытых банок с тушенкой стояли на грязном табурете и свидетельствовали о том, что перед смертью покойник не голодал. Осветив банки, полковник насторожился и одним махом сбросил их на пол.

- Смотрите, мужики, - указал он на корявые буквы, нацарапанные на поверхности табурета. Помедлив, он вслух зачитал текст: - "Я, Петр Андреевич Волков, 1960 г/р. проживал по улице Тельмана в 46-м доме. Сюда обманным путем меня затащил Елизаров Сергей Николаевич и долго эксплуатировал как последнюю скотину. Когда я стал ему не нужен, он бросил меня как собаку умирать. Кто прочитает, пусть передаст прокурору. Апрель 1995 г.". Как вам, друзья мои, такой привет?! Что скажешь, Константин, кто был прав?

- Конечно же вы, я в этом даже и не сомневался.

- Перепиши все это послание дословно, а ты, Валера, крикни, чтобы нам спустили фотокамеру. Пока есть такая возможность, нужно все досконально заснять, да поскорее отсюда.