– Да не вой ты, не вой. Целы твои функциональные органы. Перевязать бы чем? Да промыть не мешает.

– В сундуке аптечка, там все есть: бинты, прокладки, дезинфицирующие растворы, спирт…

– Спи-и-ирт? Тогда мы тебя поставим на ноги сегодня.

Помогая фонариком, я вытащил все то, что, по моему мнению, могло пригодиться для операции.

– Как там у меня?

– Как у Мадонны.

– Нет, правда, большой будет шрам?

– Срам большой, а шрам должен исчезнуть, если ты зашьешь рану.

– Как?

– Иголкой с ниткой. Сейчас переоденемся и поковыляем к трассе, ты знаешь дорогу покороче?

Через два часа, в длинном малиновом пиджаке пропавшего Гены и в коротких широких Галкиных джинсах, я сидел в приемной травмпункта с нетерпением пастуха, поджидающего свою овечку.

– Вы ей кто будете? – спросил строгий травматолог.

– Друг, а что, пострадавшая иного мнения?

– Она говорит, что вы ее любовник!

– В современной лексике эти понятия тождественны.

– Умный больно.

– Умный, – согласился я.

– Тогда зачем ты ей жопу распорол?

– Захотел и распорол, я вообще маньяк-убийца! И фамилие мое Щикотило. Понял?

– Ты знаешь, какой диагноз вынесли бравому Швейку на призывном пункте?

– Нет.

– Идиот форменный.

– Рад стараться!

– Слушай, а ты всю ночь ее трахал? Все распухло.

– Рад стараться!

– Ну старайся, старайся, кобель! Сейчас она выйдет. Домой отвезешь, пусть хоть с утра отдохнет.

Такой роскоши ни себе, ни ей я позволить не мог, поэтому сразу же потащил ее в укромный уголок городского сада.

– Теперь говори, – твердо и непреклонно начал я, – все говори. Когда последний раз ты видела Геннадия?

– Ночью – с первого на второе. Он спустился к нам из того ресторана, весь ободранный, в крови и пьяный в стельку. Спрашиваю его: «Что случилось?» Говорит, что упал, споткнулся. Я его сразу утащила в нору, кое-как отмыла, привела в чувство. Потом он говорит, что ему пора возвращаться в ресторан, его там ждут. Я ему говорю: «Не ходи, темень кромешная, а подъем крутой, не дай Бог, шею сломаешь, уговори кого-нибудь из клиентов, чтобы тебя туда подвезли». Он согласился и ушел. Больше я его не видела. Остался только пиджак.

– Какие машины стояли на пляже? На чем он мог уехать?

– Не помню, но точно знаю, что стоял Жорин «жигуленок» и еще две-три машины.

– Ладно, езжай домой и не высовывай носа, пока я тебе не разрешу. Давай свой телефон.

– Какой грамотный, да кто ты такой? Зек несчастный, скажи спасибо, что я тебя в травмпункте не заложила. Ходит по пляжу, бесплатно баб разглядывает, а потом за кустиком онанирует. Видали таких.

«Господи, – подумал я, – бедный Гончаров, кем только не пришлось тебе побывать за последние четырнадцать часов. Каких только половых извращений ты не изведал, старый безобидный алкоголик».

– Ты вот что, шлюха речная. Во-первых, закрой свою поганую крикушку подгузником, во-вторых, закройся дома, не выходи даже за хлебом, и в-третьих, знай, что я хочу выручить тебя из беды, которая, кажется, повисла над тобой в связи с исчезновением Длинного Гены. Это все, что я могу сказать тебе на данный момент. А теперь давай твой телефон и пять «штук» на такси.