Ковырялась она вечность, как мог, я помогал ей. В конце концов руки мои были свободны, а остальное было делом техники. Ее же колготками я перевязывал Анну долго и старательно, не забыв про ее длинные ноги.

– Костя, – ныла она, не очень веря в успех, – отпусти меня, и на этом поставим точку. Ты не увидишь меня, я не увижу тебя.

– Нет, Аннушка, нет, голубушка. Уж больно отменная стерва из тебя получилась. Говорил тебе, скурвишься, а ты, оказывается, уже.

– Костя, я тебе дам денег, очень много денег.

– Вот как, а откуда?

– У меня есть! Я провела ряд сделок за спиной у Полякова и всю прибыль оставила себе.

– Каким же образом? – заинтересовался я, запуская двигатель.

– Я у него работаю экономистом. Всегда нахожусь в курсе событий. Иногда, искусственно отбив у него клиента, проворачивала операцию сама, используя подпись Длинного Гены. А иногда, и чаще всего, работала с наличкой. Это очень удобно.

– Зачем же было убирать Гену, если он так послушно помогал тебе?

– Это первое время он был послушен, а потом стал требовать равный процент, что для меня оказалось нерентабельным. Когда я ему об этом сказала, он вообще стал шантажировать меня, предупредив, что сообщит брату.

– Как же вы могли снимать бабки, чтобы Длинный Вован об этом не знал?

– У Гены тоже был счет, на него мы и оформляли.

– Тогда какой смысл было вообще работать с Владимиром?

– Во-первых, только у него был допуск к дешевым, полулегальным запчастям, а во-вторых, огромная сеть реализации, из которой я и вылавливала мелкую рыбешку, а мне это порядком стало надоедать. Более того, он уже что-то начал подозревать, и мне срочно нужно было заиметь право второй подписи. Она обуславливается нашим уставом.

– Логично, но исполнено неаккуратно. Зачем вам нужны были посторонние жертвы в лице Крутько и Юшкевича?

– Во-первых, создать иллюзию, что Гена еще жив.

– Для чего?

– Чтобы обеспечить полную нашу непричастность к его убийству. Во-вторых, оттянуть время до окончания незаконной сделки, которую сейчас совершает Вован. Моя подпись там была бы лишней, и, в-третьих, самое главное, дядюшка имел личный зуб на Крутько и Юшкевича. Последний подставил его при сделке с золотом, а первый основательно нагрел на уникальных раритетных монетах. Так что каждый получил то, что он хотел.

– И та крутьковская потаскушка, и тот почтовый мальчишка? – Не выдержав, я отвесил ей основательную оплеуху.

Замолчав, она заскучала, но через пару километров заныла с новой силой, видимо на что-то еще надеясь.

– Ну, сдашь ты меня в свою ментовку, ну, осудят меня, дадут немножко, если вообще дадут. Адвокатов я хороших найму. В общем, считай, отделаюсь легким испугом, а вот с тобой мои ребята разберутся круто. Заруби себе на носу.

– А почему ты считаешь, что я везу тебя в ментовку?

– А куда?

– Я тебя, болезная, везу к Длинному Вовану, и мне кажется, для его судилища адвокат не потребуется. Как ты думаешь?

Безумным зайцем в ее глазах запрыгал страх.

– Это невозможно, так не делается в цивилизованном обществе.

– В цивилизованном обществе по ночам не бьют Гончарова колотушкой по голове, не прячут четвертованные трупы сослуживцев на помойках.

– Костя, у меня счет в швейцарском банке.

– Напишешь заявление управляющему, чтобы перевел его на тот свет, будешь чертям за газ платить.

– За какой газ, что ты мелешь?

– Для подогрева котла.

– Дурак, я хотела тебе предложить…

– Не надо.