|
Они скакали с ветки на ветку, хватаясь за листья и сучки не по росту большими худыми руками, что-то мягко щебетали друг дружке и глядели на белый свет распахнутыми невинными глазами херувимов. Малютки, в которых, кажется, всего только и было, что круглые глазищи, держались поближе к родителям; порой они садились на задние лапки и поднимали крохотные розовые ручки с растопыренными пальцами, точно ужасались, разглядев сквозь листву, сколь порочен окружающий мир. Я видел, как один такой детеныш вдруг обнаружил на той же ветке, где сидел сам, большую мясистую саранчу. Дело шло к вечеру, насекомое уже отяжелело от дремоты и не сразу заметило опасность. И не успело оно двинуться с места, как крохотный галаго скользнул по ветке и крепко ухватил саранчу поперек брюшка. Саранча мгновенно проснулась и решила. что пора что-то предпринять. Это было большое насекомое, по величине оно почти не уступало лемуренку; кроме того, задние ноги у саранчи длинные и сильные - и она стала отчаянно лягаться. От этой борьбы просто нельзя было оторвать глаз: галаго изо всех силенок стиснул саранчу длинными пальцами и пытался ее укусить, но при каждой новой попытке саранча яростно ударяла его задними ногами - и противник терял равновесие, сваливался с ветки и повисал на ней, уцепившись лапками. Так повторялось несколько раз, и я подумал, что у галаго, должно быть, липкие подошвы. И даже вися вниз головой и выдерживая яростные удары в живот, галаго ухитрялся смотреть круглыми глазищами все с тем же выражением детской наивности. Окончилась эта битва совершенно неожиданно: когда галаго в очередной раз висел вниз головой, саранча лягнула его посильнее, цепкие задние лапки галаго все же оторвались от ветки - и противники вместе полетели сквозь листву вниз. До земли оставалось уже совсем немного, и только тут лемуренок разжал одну руку (он все еще крепко держал саранчу за талию) и на лету, с ловкостью опытного акробата, ухватился за ближайшую ветку. Он тотчас подтянулся, сел на ветку и откусил саранче голову - она еще не успела настолько оправиться от полета, чтобы продолжать борьбу. Галаго туг же с явным удовольствием принялся жевать, не выпуская из рук обезглавленное насекомое, которое все еще судорожно дергало ногами. Потом склонил голову набок и стал разглядывать трепещущее тело, пронзительно взвизгивая от волнения и восторга. Когда насекомое перестало шевелиться и большие задние ноги его вытянулись и застыли, лемуренок одну за другой оторвал их и съел. В эту минуту он до смешного походил на крохотного старичка-гурмана, который лакомится ножкой исполинского цыпленка. Вскоре долину заполнила тень и лемуров было уже не разглядеть в листве, хотя до нас все еще доносилось их мягкое щебетанье. Мы встали, расправили затекшие ноги и вновь начали подниматься вверх по склону холма. Наверху Фон остановился и со счастливой улыбкой оглядел лес, простиравшийся внизу. - Вот какой добыча! - усмехнулся он. - Я его очень много любить. Он меня всегда смешить, я много смеялся. - Да. это отличная добыча, - ответил я, - Как вы ее называете здесь, в Бафуте? - В Бафуте мы его называть шиллинг. - сказал Фон. - А как ты думаешь, мои охотники сумеют поймать таких хоть парочку? - Завтра же ты таких получить парочку, - пообещал Фон, но ни за что не хотел сказать мне, как они будут ловить лемуров и кто это будет делать. Мы вернулись в Бафут уже в сумерки. Фон переоделся и в своем обычном представительном виде явился ко мне выпить. Когда мы пожелали друг другу спокойной ночи, я напомнил про обещание добыть мне несколько галаго. - Да, мой друг, я не забыть, - сказал Фон. - Я добыть тебе несколько шиллинги. Прошло четыре дня, и я уже начал думать, что или Фон забыл о своем обещании, или изловить галаго куда трудней, чем ему казалось. |
