– Но почему ты обратилась ко мне?
– Я ко многим обращалась. Никто не хочет идти к пыточным домам. Здесь это считается плохой приметой. Надеюсь, ты не веришь в дурацкие приметы?
Милка лукаво улыбнулась.
– Я верю во многие приметы, Лесана. Но еще больше я верю звону медных монеток. Доплати мне еще три денежки, и я отведу тебя хоть к лешему в берлогу.
Лесана недоверчиво посмотрела на Милку, затем достала из кармана куртки кошель, высыпала на ладонь несколько монеток и протянула их молодке.
– Держи.
Монетки перекочевали в узкую ладошку Милки. Вдруг она вытаращила глаза на что‑то за спиной у Лесаны и испуганно вскрикнула:
– Гляди, чего это там!
Лесана быстро обернулась. Оглядела стены, кровли, окна домов, нахмурилась и снова повернулась к молодке.
– Я ничего не…
Милка опрометью неслась по переулку, зажав в руке деньги. Она знала, что бегает быстрее всех в городе, и всегда этим гордилась. Лагодка, подруга Милки, лучше всех дралась. Вторуша, другая подруга Милки, ловко крутила в пальцах ножик и могла порезать кого хошь. Милка плохо дралась и боялась ножа, зато бегала так, что за ней не смогли бы угнаться даже княжьи скороходы.
Ублажать парней – ремесло опасное. Парни часто входят в раж, могут и по зубам дать, а то и чего похуже. Да и бабы продажных молодок ненавидят. Любая норовит исподтишка локтем в бок двинуть. Тут, коли не умеешь за себя постоять или удрать от опасности, никак не выжить.
Однако на этот раз ноги Милку не спасли. До конца переулка оставалось всего полторы саженки, когда цепкая рука ухватила ее за волосы и швырнула к стене. Милка зашипела по‑змеиному и попыталась царапнуть Лесану ногтями по лицу, но девка, переодетая парнем, ловко перехватила ее руку и сжала так сильно, что молодка вскрикнула.
– Не хватай, паскуда! – морщась от боли, выкрикнула она. – Убери грабли, говорю!
– Успокойся, – ледяным голосом приказала Лесана. – Угомонись, дура.
Милка поняла, что самой ей из беды не выпутаться и что пришло время звать на помощь дядьку Хвороста.
– Хворост! – закричала она так громко, что Лесана испуганно отшатнулась. – Дядька Хворост, помоги!
Звать пришлось недолго. Хворост, как всегда, появился в переулке будто бы ниоткуда. Только что его не было, и вот он стоит, заслоняя собой полдома. Полукафтан плотно обтягивает толстые, как столбы, руки. Суконная шапка едва умещается на огромной голове. Рыжая бородища такая густая, что в ней может свить гнездо цапля.
– Пошто молодку мою мнешь, паря? – прорычал Хворост, подступая к Лесане и гневно сверкая на нее глазищами.
Девка, переодетая парнем, глянула на верзилу хмурым взглядом и сказала:
– Я заплатил.
Дядька Хворост осклабился.
– Думаешь, коли заплатил, то можешь портить молодке морду?
Великан Хворост остановился в шаге от Лесаны, навис над ней скалой. Лесана скользнула взглядом по его толстому лицу и сухо произнесла:
– Прошу тебя, человек, не доставай меня.
– Что? – Глаза великана сузились. – Как ты меня назвал, щенок?
– Я назвал тебя человеком.
В глазах Хвороста полыхнул свирепый огонек, и тут он увидел, что в руке Лесаны появился длинный витой нож, каких в Хлынь‑граде отродясь не ковали. На мгновение великан оторопел, но тут Милка крикнула:
– Хворост, не гляди на его ножик, этот парень – баба!
– Вон оно что! – верзила усмехнулся. – То‑то, я смотрю, паренек ладненький да гладенький. Значит, ты девка? Ротик‑то у тебя вкусный, я и отсюда вижу. Слышь‑ка, красавица, а иди ко мне работать. Обижена не будешь. Из десяти заработанных денежек – три твои. |