– Зачем?!

– У нас свобода вероисповедания, товарищ лейтенант.

– Что ты в этом понимаешь, балда? Или тебе лишь бы балдеть? Смир-на! Вольно! Садись! Кури! И не занимайся тем, в чем ничего не смыслишь. Молчать! Тебе увольнение зачем дали?!

– Отдыхать…

– Отдыхать! А ты что? А ты знаешь, что сегодня на обед корову съел, кришнаит? Да это хуже, чем командира убить!

– Сколько той коровы… не разглядеть…

– Макароны с говяжьей тушенкой!

– Да не было там тушенки, товарищ лейтенант. Так, один запах. Если волоконце и попалось случайно… А и съел, так лучше хоть отчасти искупить. Есть-то охота, вот и жрешь… Вообще-то я не знал, что это говядина.

– А ты думал – омар? Хайям?

– Я думал – свиная тушенка…

– Ну ты остряк. Ну ты дубина. Вообще мяса нельзя! Что – не знаешь?!

– Да какое там мясо на нашем камбузе… Это простится. Я дух просветлял…

– Долбаный ты дух! Ну подумай: как может кришнаит служить на военном корабле?

– Что ж я, добровольцем шел? Призвали. Дезертировать, что ли призываете?…

Беспятых вздохнул, покачал головой сокрушенно и бессильно, снял с полки над столиком Юнга и скорее в подтверждение себе, чем для дурного матросика, прочитал вслух:

Тот, кто сегодня пытается, подобно теософам, прикрыть собственную наготу роскошью восточных одежд, просто не верен своей истории. Сначала приложили все усилия, чтобы стать нищими изнутри, a потом позируют в виде театрального индийского царя. Лучше уж признаться в собственной духовной нищете и утрате символов, чем претендовать на владение богатствами, законными наследниками которых мы ни в коем случае не являемся. Нам по праву принадлежит наследство христианской символики, только мы его где-то растратили. Мы дали пасть построенному нашими отцами дому, а теперь пытаемся влезть в восточные дворцы…

– А я что – виноват насчет дома отцов? – сказал Груня. – И вообще, кому я мешаю?…

– Ты думаешь, из Индии эта твоя лабуда пришла? Из Америки она пришла! Гамбургер для тупых голов!…

– Ну уж.

– А ты что думал, Бхактиведанта в Калькутте жил? В Нью-Йорке он жил!

– С чего бы.

Беспятых подперся ладонью и мечтательным голосом доброй бабушки, начинающей сказку, стал рассказывать:

– Давным-давно, в далеких теплых морях Мэйна, жили-были умные и кроткие пираты. Сами себя они называли морской братвой. И был среди них авторитетный капитан, француз по имени Франсуа. Они называли его Олонезец, потому что он был родом из провинции Олоне. И вся команда очень любила Олонезца, потому что часто на песчаном пляже, под пальмами, в ласковом морском бризе, он вешал за яйца… мудаков! вроде! тебя! Понял???!!!

– Так точно! В гальюн разрешите выйти, товарищ лейтенант?

– Еще раз увижу – будешь петь мантры комендантскому патрулю. Иди! И промахнешься мимо унитаза – вылизывать заставлю! Сука красноглазая, я тебя еще увижу под дурью! Ауробиндо…

– А?

– Хрен на.

Оставшись один, он открыл иллюминатор, плюнул в него и с беспокойным неудовольствием попытался понять: Чего я, собственно, сорвался? Фиг ли мне этот пацан? Фиг ли мне этот корабль? Хороший вечер, через год на гражданку. Седуксену выпить… или водки?

– 6 —

Туманный Альбион. Подагра. На Лондон глубоко плевать. Такой моностих Ольховский приготовил к встрече.

Но Лондон оказался неожиданно хорош. Общее впечатление: коричневый полированный камень, ранняя зелень и живущее в пространстве отражение былого имперского величия.