Рука моя невольно поднялась поправить галстук. Черт, неужели я действительно ей нравлюсь? Или глупо даже думать об этом? Кэти была очень хороша, и в этой одежде — короткой тесной черной юбке, еще более тесной блузке и лаковых туфлях — выглядела чрезвычайно соблазнительно. Если забыть, что она стерва на роликовых коньках.

«А может, не такая уж и стерва? — подумал я. — Может, упорная профессионалка, бесцеремонно флиртующая, чтобы сделать свою работу, а я безнадежный старый ворчун, понимающий все неверно?»

Я попятился, будто смущенный школьник. Она наблюдала за мной, держа руки на бедрах и чуть склонив набок голову, словно бросала мне вызов на дуэль и ждала реакции.

— Не бери в голову, Кэти, — сказал я, — но я тоже могу представить худшие встречи за обедом.

Глава двадцатая

Оставшуюся часть дня я провел в клубе «Двадцать одно», главным образом опрашивая свидетелей, бывших там, когда застрелили метрдотеля Джо Миллера. Покончив с этим, я сел на красное кожаное сиденье в баре и зевнул. Свидетелей было много.

Самого убийства не видел никто, но люди не сомневались, что стрелял велосипедист-рассыльный, который вошел и быстро вышел именно в то время. Миллера нашли с окровавленным письмом между туфлями. И все сходились в том, что рассыльный был высоким, белым, примерно тридцатилетним.

Дальше шел сценарий «хорошие вести/плохие вести». Каждый, с кем я разговаривал, от влиятельных администраторов и клиентов до помощников официантов, утверждал, что на нем была светлая форменная майка — не оранжевая «Метс». Однако имелись шлем и темные очки. Как и в магазине «Поло», никто ясно не видел ни его лица, ни цвета волос. Поэтому данные для сравнения подозреваемых в разных убийствах отсутствовали.

Наряду с этой маленькой проблемой существовала еще одна тревожащая загадка. Метрдотеля убили пулей двадцать второго калибра, а Кайла Девенса сорок пятого. И опять-таки отпечатков пальцев на гильзах не было.

Существовало еще множество возможностей. Однако, несмотря на эти противоречия, интуиция все больше и больше подталкивала меня к мысли, что оба убийства по крайней мере связаны между собой. Возраст и внешность подозреваемых совпадали. Оба преступления произошли в шикарных заведениях.

Но самым важным был текст отпечатанного письма, обнаруженного при метрдотеле. Я открыл сумку для вещественных улик и перечел его снова.

«Твоя кровь — моя краска. Твоя плоть — моя глина».

В нем было жуткое сходство с тем, что убийца в магазине «Поло» сказал Патрику Кардоне.

«Ты очевидец истории. Завидую тебе».

Интуиция говорила мне, что мы имеем дело с человеком, который одержим безумными мыслями и хочет, чтобы люди это знали — мечтает прославиться своей манией величия. Но добиться такого внимания можно только жестокими, хладнокровными убийствами.

К сожалению, если я не ошибался, он был умен и осторожен. Разная одежда, разное оружие, прикрытое лицо, никаких отпечатков пальцев.

Кроме того, оставалось неясным, тот ли это псих, что столкнул девушку в метро под поезд на станции «Пенн». Никакого оружия, броская одежда, позволил себя увидеть. Но общее описание внешности совпадает.

Что ж, по крайней мере в последние несколько часов на Манхэттене не было других убийств. Может, нам повезет, и мы узнаем, что псих застрелился. Только вряд ли. Этот человек казался достаточно организованным, чтобы не покончить с собой. И к тому же мой день рождения только в следующем месяце.

Я закрыл блокнот и оглядел футбольные шлемы, музыкальные инструменты и яркие безделушки, свисающие с потолка знаменитого бара. Бармен сказал мне, что игрушки, как они их называют, подарены за последние сто лет кинозвездами, гангстерами и президентами.