Даже в ее опальном положении он чувствовал ее превосходство — другим, попроще, он бы показал, где раки зимуют, а с ней, при виде этого блеска и царственной поступи, от неожиданности потерял представление о реальности и тут же приложился и ко второй ручке.

— Да, и «милость к падшим» — наша задача, — нашелся он, эксгумировав тайники своей литературной памяти, чем приятно удивил Калерию — выкрутился-таки!

Секретарша, укоризненно посмотревшая было на нее, теперь молча вышла из кабинета, плотно прикрыв за собой дверь.

Горликов, как обычно, был любезен и даже в чем-то, видимо, от растерянности, превзошел самого себя — начал, уводя ее от главной темы, рассказывать занимательные истории из жизни своей трехлетней внучки. Она же, раскусив его прием, остановила словоизвержение изворотливого царедворца прямым вопросом — не найдется ли работа для Загорского, пусть на время, приглашенным дирижером, в любой московский оркестр? Словесный поток иссяк мгновенно — он сразу обмяк, развел руки в стороны, а потом, выразительно возведя глаза к потолку, отрицательно покачал головой, что, в переводе с языка жестов, означало — рад бы помочь, но не все в моей власти, запрет исходит свыше. Да, слова здесь были действительно не нужны.

Почти то же самое, правда, с менее статичными мизансценами, повторилось в Госконцерте. Трепов, демонстрируя полное соответствие фамилии, формы и содержания, был в своем амплуа — просто милашка, душа нараспашку, свой в доску. Но и здесь было ясно — дело не в нем.

Он носился вокруг нее кругами и поил ее кофе. От прямого разговора не уклонился, начав с совета:

— Вы же не пухнете с голоду, небось хорошо объегорили нас, утаив валютку, знаем мы вашего брата. Могу дать хороший совет — пока отсидитесь в своих хоромах, а потом помаленечку, по чуть-чуть — вылезайте.

— Да сколько можно сидеть? Я еле-еле вытянула его из депрессии, ведь он почти не спит, даже есть перестал… неужели это кому-нибудь нужно? Прекрасно ведь понимаете, что он — не заурядный лабух, а стержень, основа современной музыкальной культуры, а вы, не церемонясь, посадили эту основу на цепь, загнав в клетку…

— Ну, допустим, лично я никого никуда не сажал… к этому делу я вообще никакого отношения не имею…

— Все вы понемногу имеете, и вот результат — обложенный со всех сторон и затравленный, он сидит и ждет, что я принесу в клюве.

— Пусть не просто сидит и ждет, а высиживает какой-нибудь новый творческий замысел — вытворит что-нибудь гениальное, глядишь, простят, забудут, да еще и премию дадут. Вспомни, сколько раз такое проходили. Партия своих заблудших сыновей не бросает, а ее всевидящее око вкупе с руководящей и направляющей десницей никому не позволит сбиться с пути истинного, — он, не скрывая циничного юмора, коротко хохотнул.

— Не юродствуй, прекрасно помнишь, что Загорский — беспартийный…

— А зря… Удивляюсь, как это ты не досмотрела… Тем более должен стараться, вдвойне — творить как сумасшедший…

— Да не творится в таком состоянии, пойми ты наконец и помоги хоть чем-нибудь… хотя бы вспомни, сколько было вместе выпито-съедено, и мы всегда тебя выделяли… Подумай и о том, что пройдет время, все закончится, и он восстанет из пепла… тебе же стыдно тогда будет, что имел возможность и не помог…

— Ладно уж, раз не можете ни ждать, ни сочинять, дам тебе по старой дружбе один дельный советец — начинайте с провинции. Здесь вам сейчас ничего не светит, поверь моему чутью. Да и кроме чутья, есть кое-что еще — надеюсь, не надо расшифровывать, поверишь на слово — кое-какой информацией я владею.