– Что? – спросила Ани.

– Я сказал «сейчас»!

– Вот так лучше! Ты же знаешь, я ненавижу, когда бурчат себе под нос.

И да, она это ненавидела, а в последние месяцы – особенно. Или ее уши стали не такими чистыми, как раньше, или жители города начали разговаривать тише. В любом случае, ее это страшно раздражало.

Стоя на задней части повозки, Ани смотрела на то, как трясутся тела, когда повозка подпрыгивает на очередной выбоине. Ее подручные бежали рядом и сопели, и громче всех – новички. Они разжирели от пива и слишком любят поспать в мягкой постели. Но ничего, она заставит этих дряблых гадов мыть повозку до самой зари. У нее не забалуешь.

Они свернули прочь от доков и направились в похожий на соты жилой район. Однообразие бесконечных улиц нарушали площади, укрытые ярко красными навесами. Переулки пролетали мимо, перетянутые веревками для сушки белья и лентами и заваленные разнообразными отбросами, которые обычно можно найти в городских канавах. Время от времени из темноты раздавался вопль или резкий хлопок самострела: другие команды душекрадов тоже вышли на работу.

Дорога вышла к открытому перекрестку, на котором сходились пять улиц. В одном углу площади возвышалось здание в виде пирамиды; его огромная прямоугольная дверь ярко блестела в желтом свете фонарей. Из пирамиды доносился шум, смех, обрывки песен, летели облака трубочного дыма. Один поток тел прибывал на перекресток, а другой – убывал, хотя тела второго потока держались на ногах уже не так твердо. Над дверной перемычкой располагался камень, на выщербленной поверхности которого кто то выбил и обвел краской слова: «Ржавая плита».

С предельной осторожностью команда Ани направилась к приземистой железной двери, утопленной в заднюю часть здания. Ани постучала девять раз; замок хрустнул, и дверь открылась внутрь. Дженк повел лошадей вперед, под уклон – в пустую, освещенную лампами комнату с невысоким потолком. В стенах были вырезаны две ниши, в которых на толстых цепях висели деревянные платформы.

Босс Боран Темса, как всегда, ждал их. Он стоял один на каменной платформе, опираясь на трость, поглаживая большим пальцем умащенную бороду. В его прищуренных глазах горел голодный огонь. Даже если Темса был очень занят, он всегда находил время, чтобы встретить новоприбывших. Он отличался вниманием к деталям, и это качество играло крайне важную роль в торговле душами. Именно поэтому Ани пошла к нему на службу. Ну и еще потому, что он платил больше, чем все остальные.

– Сколько?! – крикнул он, когда Ани, лязгая оружием и доспехами, начала подниматься по ступенькам на платформу.

– Шесть, босс. От одного из наших капитанов в Нижних доках. От капитана «Лосося».

– Всего шесть? – Темса стукнул тростью о камень. – Ну что же вы, господа! Я рассчитывал на большее, особенно от тебя, Ани.

Ани пожала плечами.

– Кораблей у нас немного, и сюда они заходят лишь пару раз в месяц.

– Оправдания ищут только неудачники, моя милая. Мы уже это обсуждали.

Обсуждали, да. Много раз. Ани совсем не хотелось выслушивать очередную из его лекций.

– В другой раз буду умнее, – сказала она и неуклюже поклонилась.

Темса пошел, и Ани посторонилась, давая ему дорогу, скорее, чтобы уклониться от его медных клешней, чем из уважения. Ноги ниже колена у него не было: он лишился ее давным давно, когда у него возникли какие то сложности с уплатой карточного долга. Вместо обычного протеза из дерева или слоновой кости Темса выбрал ногу из меди и золота, сделанную в виде орлиной лапы. О ней знали и в районе Бес, и за его пределами. Она была так знаменита, что никто не смел придумывать Темсе прозвища. Последнему храбрецу, который назвал Темсу «Златоножкой», быстро воткнули кинжал в глаз.

Темса предпочитал, чтобы его называли «босс Темса», и никаких возражений не допускал.