Такой голос один на десять тысяч — низкий, мягкий, влекущий. Даже в темноте я смог разглядеть — лицо ее в крови, блузка и жакет разорваны, и она держалась за ногу.

— Ваши друзья где-то рядом, — ответил я. Мне не хотелось с ней связываться. Да, она была ранена, но стоило ей только крикнуть, как на помощь прибегут ее дядя и брат, а то и их спутники.

— Я думаю, что… — Но тут она потеряла сознание и рухнула на землю.

Я выругался. Да-да, выругался. Мне сейчас не хватало только раненой женщины, и в особенности этой. Кажется, она меня не узнала, может быть, из-за того, что ушибла голову.

Что же мне делать? Если я позову на помощь, меня тут же пристрелят. А если оставлю ее здесь, она может умереть. Я не знал, насколько серьезно она ранена; мне не оставалось ничего другого, как взять ее с собой. Словом, я поднял ее и положил поперек седла. Придерживая одной рукой тело Фанни, я взял в другую поводья и двинулся в путь. Но не успели мы проехать и сотни метров, как аппалуза остановился, и, сколько я ни пытался сдвинуть его с места, он стоял как вкопанный. Оставив Фанни Бастон в седле, я спешился, сделал несколько шагов и чуть было не свалился в обрыв.

Моя нога соскользнула с кручи, и если бы я не держался за поводья, то непременно упал. Карабкаясь назад, я задел ногой маленький камешек, и он полетел вниз. Судя по тому, сколько прошло времени, прежде чем он упал, обрыв был очень глубокий. Я вернулся к коню, сел на него и поехал назад, туда, где росли деревья и трава.

Нужно найти укрытие. Конечно, у меня было мало шансов найти его здесь, в темноте, да еще рискуя каждую минуту свалиться с обрыва, и все-таки я нашел его. Мне просто крупно повезло, только и всего.

Я проехал немного, и конь снова встал. На этот раз я различил впереди себя деревья. Я бросил камешек, он пролетел всего несколько футов и упал на что-то мягкое.

Я прошел вдоль кромки обрыва и, найдя место, где склон относительно пологий, спустился вниз. Я оказался в ложбинке, заросшей густой травой, — всего на семь-восемь футов ниже того места, где я находился.

Привязав руки Фанни к передней луке седла, я привел туда коней и оставил их под деревьями. Мы оказались позади небольшого выступа в скале, и здесь я решил остановиться. Присев, я зажег спичку и осмотрелся.

Вокруг меня росли высокие ели толщиной от восьми до десяти дюймов. Земля здесь была ровной и поросла густой травой.

Я развязал Фанни руки и спустил ее вниз. Она все еще была без сознания или только делала вид. Если она и притворялась, то делала это очень искусно. Я положил ее на траву, расседлал лошадей и, привязав их к колышкам, пустил пастись.

Вернувшись назад, к елям, я задержался, пытаясь создать в своем мозгу картину этого места. Меня окружала темнота, а над головой сияло звездами небо, кое-где загороженное лапами елей.

Похоже, что мы оказались на горном карнизе. С одного края обрыв, с которого я чуть было не свалился, другой упирается в склон горы.

Здесь, под елями, можно спокойно развести костер, не опасаясь, что его увидят. В темноте я ничем не смогу помочь Фанни, да и сам я был голоден и мечтал о кофе.

Я наломал сухих веток, набрал дров и, сложив их, поджег.

Фанни Бастон замерзла и к тому же была ужасно бледной — никогда еще я не видел такого бледного лица. Она сильно ударилась головой — кожа была содрана до кости. На руке тоже огромная ссадина. Нога Фанни не была сломана, но сильно опухла и вся была покрыта синяками. Я согрел воды, поставил на огонь кофейник, а сам занялся ранами Фанни. Я смыл кровь с ее головы и лица и промыл рану на руке, удалив оттуда траву и камешки.

Однако я не забывал об осторожности, поэтому снял с предохранителя свой револьвер, ведь если придется стрелять, времени на раздумье не будет. Винчестер я тоже держал под рукой, но подальше от этой женщины.