Валерий Пылаев. Горчаков. Титулярный советникГорчаков – 3
Глава 1
— Знаешь, почему мы носим эти знаки на одежде? — Черные черепа? Они… они страшные. — Может быть. Это особый знак. Его использовали… — Давно? Еще до войны? На мгновение я даже почувствовал что-то вроде удивления. Последние месяца полтора-два странные сны, после которых голова раскалывалась, а мысли неслись кувырком, сваливаясь в какую-то бесформенную и непонятную кучу, меня не посещали. Я бы даже решил, что они исчезли, прошли навсегда — если бы вообще о них думал. У меня определенно имелись дела поважнее. И раньше, и уж тем более теперь, когда я стал если не фактическим главой рода, то “исполняющим обязанности” уж точно. Жизнь била ключом, порой гаечным и иногда даже по голове — и мне было не до тонких материй, вроде ковыряния в собственной то ли памяти, то ли подсознании, то ли чужом прошлом. Сны ушли. И вот снова решили напомнить о себе. И не просто, а усиленной дозой. Я коснулся кончиками пальцев нашивки на жилете. Ткань поистрепалась и выцвела от солнца, рисунок из угольно-черного превратился в блеклый, почти серый — но грозных очертаний не утратил. Оскаленный череп на темно-красном фоне все так же пялился в никуда пустыми глазницами, отгоняя навсегда поселившееся в этом мире зло… или давая понять, что здесь его и так достаточно. — До войны… — задумчиво повторил я, оборачиваясь. Обычно сон обрывался на этом месте. Я видел опустевший диван без подлокотников с отпечатком женского тела, развалины, осколки стекла на пыльном полу, желтое небо. Слышал гулкие металлические шаги по лестнице… И просыпался с пульсирующей от боли головой. Но сегодня сон продолжался. Моя спутница никуда не делась, а осталась там, где ей и положено было осталась. Женщина — а точнее совсем молоденькая девушка — сидела ко мне вполоборота, но я все равно мог увидеть ее лицо. Точеный профиль, бледная, почти белая кожа — будто девчонка всю свою жизнь провела не в этой выжженной пустоши, а где-нибудь в подземном бункере… или там, где еще остались живые деревья. Крохотный чуть вздернутый носик, светлые волосы — длинные, чистые и настолько мягкие с виду, что мне на мгновение захотелось к ним прикоснуться. Красивая. И совершенно неуместная здесь, в этом обугленном остове дома рядом со мной… Да и вообще в этом мире.
Зря я полез ее спасать. Такие все равно не выживают. Удивительно, как она вообще смогла дотянуть до своих… шестнадцати? Пятнадцати? И где пряталась все эти годы? — Череп означает смерть, — проговорил я. — Это ее знак. И если она придет — то подумает, что уже была здесь. — И уйдет, да?.. Ты правда в это веришь? — Не знаю. — Я пожал плечами. — Сегодня явно не мой день. — Сильно ранили? — Девчонка повернулась ко мне. — Тебе больно? Глаза. Синие, как небо. Не нынешнее, а какое оно было раньше, до войны. И такие же далекие, недосягаемые. Нездешние. — Бывало и хуже. Я коснулся жилета снизу — там, где посеревшая от времени древняя джинса уже насквозь пропиталась алым. Точнее, бурым: кровь уже успела подсохнуть. — Идти сможешь? — Смогу. — Я на мгновение замер, прислушиваясь. — Проблема в том, что идти нам уже некуда. Когда я открыл глаза, в ушах еще звучали шаги, громыхавшие с лестницы. Тяжелые, медленные, отдающиеся в развалинах звоном металла. Люди так не ходят. — Да твою ж… — простонал я, перекатываясь набок. |
