Эйприл перевела взгляд на Маккензи. Интересно, он улыбается когда-нибудь? Лицо совершенно непроницаемое. Ее взгляд скользнул по его обнаженному торсу. Между прочим, он прекрасно сложен. Будто высечен из камня.

Маккензи тоже рассматривал Эйприл. Она это заметила, и ее охватила паника: Вид у нее наверняка ужасный. Прическа растрепалась, подкладка на юбке оборвалась. Ах, какое это имеет значение! Пусть смотрит. Ей абсолютно все равно! Но Эйприл лукавила. Ей хотелось ему нравиться.

Она повернулась, собираясь уйти, и вдруг услышала:

— У меня и в мыслях не было подвергать жизнь вашего сына опасности. Хочу, чтобы вы это знали.

Эйприл уставилась на него. Это что, извинение или оправдание своего поступка?

— Я знаю только то, что смертельно боюсь потерять ребенка, — сказала она, глядя на Маккензи в упор. — И, как вы догадываетесь, согласна на все, лишь бы ему было хорошо.

Его взгляд на мгновение смягчился, однако через секунду вновь стал непроницаемым. Неторопливо, но твердо ступая, Маккензи пошел к лошадям. Осмотрев содержимое седельных вьюков и провиант, он пересчитал патроны и, кажется, остался доволен. Нашел в одном из вьюков свежую рубашку, надел ее и сразу преобразился. Его гибкое, мускулистое тело притягивало взгляд. Привязав к ноге острый как бритва нож, он сходил к ручью, наполнил водой походные фляги. Эйприл любовалась его ловкими, уверенными движениями. Грациозный, но опасный хищник, подумалось ей. Маккензи снял с лошадей путы и коротко бросил:

— Пора!

Эйприл хотелось отдохнуть еще, но она понимала, что просить бесполезно.

— Можно Дэйви поедет со мной?

— Нет! Со мной надежнее, — отрезал Маккензи тоном, не терпящим возражений.

Лошади мчались во весь опор. Маккензи скосил глаза на Эйприл. Как она? Похоже, выдюжит… Люди Пикеринга не догонят. Это точно. Не привыкли к жаре и лишениям. К тому же им не под силу разыскать горные тропы.

Ладно, доберутся до деревушки навахов, а уж дальше он поедет один. Навахи ему обязаны: однажды он спас их от гибели. Маккензи вспомнил времена, когда ему довелось служить проводником у полковника Кита Карсона. Чернокожий Карсон был одержим идеей покорить гордых навахов. Был бы белый — куда бы ни шло! Но ведь вынудил навахов переселиться на тощие, неплодородные земли в Боск-Редону, что на востоке Нью-Мексико. Тяжко вспоминать об этом. Получилось, он, Маккензи, родной им по крови, стал невольным виновником их бед. Тогда ему удалось спасти от переселения лишь несколько семей. Выхлопотал им с помощью Вейкфилда разрешение остаться. С тех пор он у них желанный гость.

Маккензи бросил взгляд на Эйприл. Было заметно, что она держится из последних сил. Сутки в пути — и ни единой жалобы. В душе, наверное, его проклинает. Что ж, ничего удивительного. Да, но тогда как понять ее жест? Подошла, помогла перевязать раны. А он так растерялся, что даже не поблагодарил ее. А потом вдруг взялся убеждать, что у него и в мыслях не было обидеть ее сына. Правда, получилось бестолково.

А этот полковник-негр… Забыть бы навсегда о Ките Карсоне! Легко сказать…

Ну почему, почему все так нелепо вышло? Потерял все, что добыл нелегким трудом, что любил и ценил. Наивный дурак!

Надеялся, что жизнь наладится и у него будет семья. Изгой он… Изгой до конца своих дней. А, да ладно! Но вот лишить его свободы не позволит никому. Будет жить, как отец. Один, в горах. Но сначала нужно устроить Мэннингов в надежном месте. Мэннинги… Досталось им по его вине, однако у него не было выбора. А что, если бы она подняла шум? Разбудила бы часовых…

Мальчик спал, прильнув к нему. Маккензи с нежностью обнял его и пустил коня быстрой рысью.

Они спешили.