Столыпин все же не выдержал, поднялся, начал мерить кабинет мелкими, семенящими шажками, чуть косолапя, словно застенчивая женщина на людях.

— Это правда, — глядя в его спину, проскрежетал Герасимов, — что его высочество великий князь Николай Николаевич жаловался вам на государя: «тот попал в плен Александры Федоровны, Россия живет без самодержца»?

Столыпин резко остановился, словно бы кто натянул невидимые глазу поводья, обернулся так стремительно, что не удержал равновесия, покачнулся даже:

— От кого к вам это пришло?!

— От камердинера, Петр Аркадьевич… Не великий же князь мне наблюдательные листы пишет — о себе самом…

— Александр Васильевич, — тихо, с какой-то невыразимой, страдальческой болью сказал Столыпин, — если я чем и горжусь в жизни, так тем лишь, что меня в газетах называют «русским витязем». А вы слыхали, что значит по-мадьярски слово «витязь»? Нет? «Осторожно»! Да, да, увы, это так! «Осторожно»! Пошли к ужину, Ольга Борисовна сулила блины с творогом…

… А Карпович все ж таки нашел в Ревеле связи с максималистами; не зря говорил друзьям: «С таким учителем, как Иван , можно свернуть горы, главное — отвага и убежденность в конечном торжестве нашего дела».

Имя Карповича было легендарным для всех, кто считал террор единственным средством борьбы с самодержавием; над социал-демократами смеялись: «Книжные черви, балласт революции, такие никогда не смогут поднять народ на решительный бой с деспотизмом; слово бессильно; только бомба может всколыхнуть массы».

От максималистов он получил явку к боевой группе, готовившей акт независимо от эсеровского ЦК, в глубокой тайне.

Руководитель группы представился «Антоном», смотрел на Карповича влюбленными глазами, сразу же угостил чаем, заваренным в матросской металлической кружке, предложил расположиться в его мансарде: «Хозяин дома наш друг, хорошо законспирирован, так что здесь вам будет надежно, город полон филеров, право, оставайтесь у меня».

Однако, когда Карпович спросил, что и где планируют провести максималисты, Антон замкнулся:

— Вы должны понять меня… Я видел вас с товарищем Иваном, поэтому принял вас, как брата… Приди кто другой, кого я не знаю, пришлось бы убрать. Акт будет осуществлять другой товарищ, не я, к сожалению. Я не вправе рисковать его жизнью до той минуты, пока он не приведет приговор над тираном в исполнение…

— Словом, не доверяете, товарищ Антон?

— Вы брат мне, товарищ Карпович! Как же я могу вам не доверять? Но если бы я спросил, где ваши друзья, которые ждут на улицах того часа, когда поедет Николай Кровавый, чтобы взорвать его, вы бы мне ответили?

— Нет, — согласился Карпович. — Я бы не ответил ни в коем случае. Но мне кажется, что наш опыт несколько больше вашего, товарищ Антон. Я не претендую на то, чтобы влезать в ваше дело. Я думаю, что совместное обсуждение . вашего плана, его детальное исследование может помочь вам. Все же согласитесь, мы обладаем большей информацией, чем вы…

— Ваши товарищи намерены проводить акт в Ревеле? — спросил Антон в упор.

Карпович оглядел его юное лицо, пшеничные усы, добрые, чуть близорукие голубые глаза и, сопротивляясь себе самому, тем не менее ответил:

— Да.

— Где это должно произойти?

— Я не могу ответить на ваш вопрос. Антон удовлетворенно кивнул:

— Верно. Я не в обиде. Теперь вам будет ясно, отчего и я вынужден молчать.

— Такое недоверие друг к другу может принести нам много бед, — заметил Карпович.