Она всё еще улыбалась и не могла прекратить смотреть на него. В профиль эти губы были просто… да. Восхитительными.

— Клэр, — сказал он и изобразил "после-вас" жест.

— О, — сказала она сияя и с усилием повернула голову. — Верно. Спасибо.

Теплые ощущения после лифта разрушились, потому что как только она и Шейн вошли в холл, звук хлопающей двери разнёсся по коридору, и высокая девушка в короткой юбке и дизайнерских каблуках вышла из-за угла. Цветом сезона был ярко-розовый, и она практически светилась в темноте… юбка, туфли, лак для ногтей, блеск для губ.

Губы искривились в особенно горькой усмешке, когда Моника Моррелл заметила их обоих. Её шаги замедлились на секунду, потом она перебросила свои блестящие волосы через плечо и продолжила идти.

— Кто-нибудь вызовите охрану — сюда снова пришли бродяги, — сказала она. — О, ладно уж. Это просто ты. Посещаешь здесь офицера по условно-досрочному освобождению, Шейн?

Это звучало как классическая Моника, дрянная девчонка, роскошная, но было что-то изменившееся в ней, подумала Клэр. Сердце Моники больше не казалось таким. Она выглядела немного бледной под её обязательным загаром, и, несмотря на макияж и одежду а-ля в-последнюю-минуту, она казалась немного потерянной. Мир, наконец, решительно выбил почву из под Моники Моррелл, и Клэр было жаль, что она не могла наслаждаться этим. Она всё ещё чувствовала пульсирующий гнев и негодование; это в значительной степени находилось внутри, из-за той кучи оскорблений от Моники в течение лет с момента её приезда.

Но знание того, что она знала, было почти достаточно восхитительной местью, это заключалось в наблюдении за выведенной из баланса Моникой.

— Моника, — сказал Шейн. Ничего больше. Он смотрел на неё так, как вы смотрели бы на потенциально опасного питбуля, готовый на всё, но не реагируя на насмешку. Моника не поприветствовала в ответ.

— Милое платье, — сказала Клэр. Она так и думала. Ярко-розовый выглядел особенно хорошо на Монике, и она, очевидно, тратила много времени на внешний вид.

Моника нажала кнопку лифта, так как двери уже закрылись, и сказала:

— И это всё? Милое платье? Ты даже не собираешься спросить, не ограбила ли я мёртвую проститутку ради него, что ли? Неубедительно, Дэнверс. Ты должна поднапрячься, если хочешь произвести впечатление.

— Как ты? — спросила Клэр. У Шейна прозвучал звук протеста в горле, предупреждающий о низком уровне её пренебрежения; может быть, было бесполезно пытаться быть чуткой с Моникой, но по своей природе Клэр не могла не попробовать.

— Как я? — у Моники прозвучало недоумение, и мгновение она пялилась на Клэр. Её глаза были искусно накрашены, но под слоями косметики было видно, что они уставшие и немного распухшие. — Мой брат умер, а вы, болваны, просто стояли и позволили этому случиться. Вот как я.

— Моника, — голос Шейна был мягче, чем ожидала Клэр. — Ты знаешь, что всё произошло не так.

— Знаю? — Моника слегка улыбнулась, а её глаза так и не отрывались от Клэр. — Я знаю то, что люди рассказали мне о случившемся.

— Ты говорила с Ханной, — догадалась Клэр. — Разве она не сказала тебе…

— Не твоё дело, о чем мы говорили, — прервала Моника. Лифт звякнул, и она шагнула внутрь, когда тот открылся. — Я не верю никому из вас. Зачем мне это? Вы всегда ненавидели меня. Насколько я понимаю, вы все думали, что это была расплата. И знаешь что? Наказание — это сука. И я тоже.

Моника выглядела… одинокой, подумала Клэр, когда двери закрылись перед ней. Одинокой и немного напуганной.