Мхенди привлек ее к себе. И ему показалось, что та, умершая, вдруг ожила, только стала старше, увереннее, опытнее.
Потом, когда она лежала в его объятиях, он сказал:
— Ты умеешь любить. Где ты научилась этому?
— А разве в твоей стране девочек не учат искусству любви? У нас учат всех.
— У нас тоже учат, но им далеко до тебя. И я подумал было, что тебя учили другие мужчины.
Она взглянула ему прямо в глаза:
— Я не знала мужчин после смерти мужа.
— А если я попрошу тебя остаться со мной? — Он дотронулся до ее щеки.
— Я соглашусь, Мхенди. В тебе столько нежности.
— И ты будешь любить меня?
— Ты научишь меня, Мхенди. Я хочу любить тебя. А теперь спи…
Она стала нежно поглаживать его, пока он не уснул. Потом тихонько встала с постели, оделась и пошла искать Селину.
— Что такое? Почему ты здесь? Он недоволен тобой?
— Нет, Селина, он очень доволен. Он спит.
— Так в чем же дело, дитя? Почему ты ушла?
— Мы с ним стали родными. Это случилось вдруг. И теперь я боюсь, может, вы не хотели этого.
— Ты тревожишься из-за чужого человека, которого впервые сегодня увидела?
— Он больше не чужой мне. Я прикоснулась к его сердцу.
— Так быстро?
— Так быстро. Его сердце переполнено нежностью.
— И ты боишься, вдруг я не захочу, чтобы ты привязалась к нему?
— Да. Или чтобы он ко мне.
Лицо Селины смягчилось.
— Не бойся, дитя мое. Я сказала ему, что он может взять тебя в жены, если ты согласишься. Ухаживай за ним хорошо, чтобы он мог хорошо служить Африке. Иди к своему мужу. Не верь тем, кто говорит, будто Селина хитра и бессердечна. Это только с врагами нашей страны, с врагами Африки она такая. Иди к своему мужу, чтобы он не проснулся один в чужой постели. Мы все устроим.
Мария вернулась. Мхенди еще спал. Лицо его было спокойно. Она присела на край постели и стала смотреть на него.
— Ну, теперь можно и поговорить.
Удомо откинулся на спинку кресла. Время близилось к полуночи. Они сидели в гостиной прекрасного нового особняка, выстроенного для него партией.
— Какой замечательный день! — счастливым голосом сказал Лэнвуд.
Эдибхой с веселым смешком отвернулся от окна.
— А теперь рассказывайте, — сказал Мхенди. — Ведь это дело ваших рук. Расскажите нам то, чего не было в газетах.
— Как бы я хотел быть здесь в те дни, — вздохнул Лэнвуд.
— Вы принесли больше пользы, оставаясь в Англии. А Удомо — сидя в тюрьме.
— Вот видите, — усмехнулся Удомо. — Я всего лишь марионетка. Создали партию Эдибхой и Селина. Настоящие хозяева они. А, Эди?
Глаза Удомо весело искрились, но Мхенди показалось, что он не шутит.
Эдибхой расхохотался. Он подошел к столику, заставленному бутылками, налил себе виски и передал бутылку Мхенди. Удомо пригубил свой херес и поставил рюмку.
— Удомо у нас прозвали «Шутником», — сказал Эдибхой.
— Видите… Они в лицо смеются надо мной. Удомо — шутник!
— Да будет вам. Рассказывайте.
— Ты рассказывай, — сказал Удомо.
Эдибхой сел на ручку кресла Удомо.
— Сейчас он шутит, но сам прекрасно знает, что, не напиши он тогда воззвания к народу, ничего бы не вышло…
— Выдающийся исторический документ, — сказал Лэнвуд. — Обязательно включу его фотокопию в свою книгу. |