|
А потом, уже опомнившись, они забегут за дом и, выскакивая оттуда, начнут нас обстреливать. Но все пройдет благополучно. Мы успеем скатиться вниз по насыпи. Где-то неподалеку от нас горели какие-то вагоны, которых еще вчера при переходе рельс не было. Дым стелился почти что над самой землей. Уже упав между рельсов, спасаясь от убийственного огня насквозь простреливаемого пространства под мостом, я дам команду пересчитаться. Не окажется на месте «сына Каспия». Подползший Еж расскажет, что дагестанец, раненный в спину при перебежке, остался умирать на насыпи и отполз в сторону, прикрывая отход группы огнем пулемета. Блин, его об этом никто не просил. На хрена ему это надо было. Где-то сбоку от нас и сверху длинными очередями работал ПК. Наверх пошли Паша и Кипрачев. Смелому парню из Дагестана, из славного города Махачкала, не дали совершить подвиг. Паша сдернул его, истекающего кровью, за ноги и сволок вниз по насыпи. Кипрачев довершил соло на пулемете: выпустил до конца коробку и, бросив ненужный пулемет куда-то вниз, ничуть не мучаясь угрызениями совести, рванул за замкомгруппы. Через полчаса мы, обвешанные оружием, и своим и трофейным, грязные, как черти, шатаясь из стороны в сторону, прошли через блоки прикрытия у военного городка. Солдаты, дежурившие на постах, с ужасом смотрели на мое малочисленное воинство. Вылез на нас посмотреть какой-то пьяный прапорщик.
— Воины, сколько же вас было-то, если всего одиннадцать вернулось?! — в ужасе заверещал прапорщик, кидаясь ко всем подряд и хватая всех за руки. — Девять нас было, — буркнул в ответ Паша, тащивший за спиной раненого «сына Каспия». Наш КамАЗ стоял на месте, красная пожарная машина сиротливо прижималась к нему с правого борта. Трубы над тентом уютно дымили. Из кузова выпрыгнул совсем незнакомый нам боец в старой, образца Великой Отечественной войны, форме и испуганно вылупился на нас. Тут же из недр кабины выпрыгнул ефрейтор Садыков и заорал на незнакомого нам солдатика: — Фули стал, тащи сумку свою, олень, видишь, пацаны раненые, борт открывай, трап ставь… Бойчишка как ужаленный кинулся открывать борт, вытаскивать лестницу, пугливо озираясь на нас. Садыков откуда-то из-за пожарной машины уже тащил две длинных деревянных скамейки военного образца, покрашенные серой, так называемой «шаровой», краской. — Пацаны, давайте садитесь… — суетился он. Незнакомый нам боец выпрыгнул из кузова с огромной медицинской сумкой. Теперь он разительно отличался от простого забитого бойца. Тоном, не терпящим возражений, даже как-то с ноткой превосходства он не попросил, а приказал затащить раненых в кузов. Разведчики в изумлении повиновались, осторожно по трапу заволокли внутрь дагестанца, который уже закатывал глаза и пытался отойти в райские сады к гуриям. Я, положив пулемет на скамейку, приказал Паше заняться «разоружением» и чисткой, а сам осторожно залез в кузов. На удивление, в кузове обнаружилось несколько солдатских коек-раскладушек, горело в два раза больше лампочек, чем было раньше. Раненый боец, уже полураздетый, лежал на койке, и над ним с бинтами, шприцами и еще какой-то медицинской хренью колдовал незнакомец. Видно, парнишка был не так прост, как казался с первого взгляда. Оглянувшись на меня, он открыл рот, хотел что-то сказать, но промолчал. — Тебе помощь нужна? — спросил я, поняв его замешательство. — Да, пожалуйста, кого-нибудь с чистыми руками можно? Выпрыгнул наружу, и сразу же на глаза попался снайпер. Григорович тщательно намывал под теплой водой из бака руки и шею и что-то вполголоса рассказывал водителю, стоявшему рядом с мыльницей и полотенцем. — Григорович, давай к доктору, будешь ассистировать, как самый чистюля. Снайпер удивленно посмотрел на меня, обтерся полотенцем и забрался в кузов. |
