Я со всей силы зажала руками уши, крепко стиснула зубы и зажмурила глаза. Про себя, как мантру, повторяла: «Змеи в воде не кусают! Змеи в воде не кусают! Змеи вообще не нападают без причины! Не шевелись, девочка, не шевелись, примут за корягу».

На пятом «не шевелись» я почувствовала, как тело овивают мерзкие длинные тельца, касаясь кто головами, кто хвостами. Особо прыткие заползают на плечи и скатываются, как с горы, с противоположной стороны. Вода вокруг меня шипела, извивалась, склизкими тельцами облепляя меня. Я сдавленно мычала, не открывая рта. Из закрытых глаз просачивались горячие слезы. Страх поселился в каждой частичке моего тела. Как вдруг… все закончилось.

Вода вновь стала водой, по мне ничего не ползало, хотя противное ощущение осталось, шипение раздавалось где-то позади. Тело тут же обмякло, и я откинулась на воду, сдерживаемая лишь ямой. Вода меня будто держала, не давала захлебнуться. Хотя какая теперь разница? Я не помню, кто я. А еще попала в какую-то дурацкую водяную ловушку и не могу выбраться. Наверное, кто-нибудь из местных жителей обнаружит мой хладный труп, застрявший в иле. А если тут не рыбные места и сюда вообще не положено ходить из-за полчища таких вот тварей, то скелет, с застрявшей в дне ногой.

— Эээй, говорю! Вот кулема! — меня кто-то тыкал палочкой. Что, я уже умерла?

Я резко дернулась, приподнимаясь. Вода попала в нос, тут же зверски защипало — я закашлялась.

— Что, илистая жаба кусила? — низенькая старуха с загорелой кожей бойко прыгала у берега с длинной удочкой в руках и тыкала ей в меня. — Ну так а кто сюда плавыкать-то ходит? Смерторожница шоль?! Хорошо еще, что на бук длинных не напоролась, пора то их, переплывчитая.

Как-то она странно говорит, будто на ходу слова выдумывает.

— А? — только это и сумела выдавить, осматривая старуху. Мда, щупленькая она, кожа обтягивает кости, волосы седые скомканы, явно гребня давненько не видали. Длинная цветастая юбка цеплялась за мелкий песок. То, что сперва было принято за загар, оказалось простыми разводами коричневой грязи. Прелестно. Но это хоть какая-никакая помощь!

— Тьфу ты, — всплеснула руками старуха. — Дурная шоль? Не пониманикаешь ничо?

— Помогите, бабушка, — жалобно попросила я, смутно понимая, что за диалект у спасительницы.

— Хватайкайся за удило, — старуха протянула удочку вперед, заезжая мне по голове. — А ногу расслабькай и не дергай!

Я поняла, что мне напоминает говор этой старухи — кваканье жабы! Ну да ладно, о помощниках плохо не думают. Хотя что плохого в жабе?

Я с сомнением схватилась за тонкую удочку, понимая, что бабка либо не вытянет меня, либо удочку сломает. Женщина потянула, да так, что я хруст костей услышала! Удочка даже не изогнулась, будто из камня высечена. Да и тяжелая, зараза!

— Расслабькай, говорю! — рявкнула старуха.

Я расслабилась на воде. Ногу кололо, но я попыталась ей не дергать. Старуха вновь потянула, с каждым ее охом нога все сильнее выходила из ямы. Словно что-то неохотно выпускало ее из оков. Спустя пару минут я с абсолютно целой ногой, только сильно опухшей и покрасневшей, сидела на берегу. Старуха даже не запыхалась: деловито складывала удочку подле пенька да отряхивала длинную юбку от налипшего песка.

— Ну тощно илистая жаба! — цокнула старуха, поглядывая на мою ногу.

— Спасибо, бабушка, — выдохнула я, пальцами разминая большую ногу. К счастью, укусы уже почти не чесались.

— Виевна я, а спасибо на хлеб не намажешь да в печь не засунешь, — усмехнулась местная жительница. — Тебя то как кликанькают?

— А…я… — и что, признаться, что ничего не помню? — Лина я.