Вообще-то это просто игра. Как я уже говорил, надо быть настоящим профи, чтобы иметь некоторый шанс проникнуть в Дом Рептилий. И ни один из них не даст Гитте драгоценных мгновений на раздумье.

Уже к пятому уроку прогресс был уже очевиден. По крайней мере, девять из десяти мишеней были выбраны правильно — вполне допустимый уровень ошибок, с которым можно было смириться. По крайней мере, я мог надеяться, что не буду иметь несчастье оказаться тем десятым и не паду от рук своей ученицы.

Но до необходимой эффективности было еще очень далеко.

Мы работали с огнестрельным оружием — не потому, что лучевики были недоступны, а из-за того, что они были слишком громоздкими и тяжелыми, чтобы отрабатывать приемы самообороны. Ради безопасности окружающих — а также бесценных золотых «нагов», над которыми Кагуэлла буквально трясся, — я мог бы немного поколдовать, чтобы пистолет не срабатывал, когда на линии огня нахожусь я сам. Но я понимал, что в моменты, когда оружие не действует, урок теряет свою ценность. Вместо этого я заряжал пистолет «умными» патронами. В пуле сидит крошечный процессор, который получает информацию со стрельбища, как и термовизоры Гитты. Процессор управляет микровыхлопами, которые заставляют пулю свернуть, когда траектория становилась опасной. Если этого недостаточно, пуля самоуничтожается, превратившись в облачко металлического «пара». Это, конечно, не самая безопасная процедура, но лучше получить ожог, чем пулю в голову.

— Ну, как мои успехи? — спросила Гитта, когда мы перезаряжали оружие.

— Вы становитесь метким стрелком. Но все же старайтесь целиться ниже — лучше в грудь, чем в голову.

— Почему в грудь? Муж сказал, что вы можете убить человека одним выстрелом в голову, Таннер.

— У меня большой опыт.

— Это верно, однако… А правда, что когда вы стреляете в человека, то…

— Ну да, при этом я выбиваю зону мозга с определенной функцией. Не всем слухам следует верить, Гитта. Пожалуй, выбрать одно из двух полушарий я еще могу, но относительно прочего…

— И все же, у вас хорошая репутация.

— Да, неплохая. Но не более того.

— Если бы такое говорили о моем муже, он выдоил бы из этой ситуации все до капли, — она бросила настороженный взгляд на окна верхнего этажа. — Но вы всегда стараетесь держаться в тени. Мне это нравится больше, Таннер.

— Я стараюсь держаться в тени, чтобы не засветиться.

Она посмотрела на меня.

— Не думаю, что вам это грозит, Таннер. Ваша совесть может быть спокойна: все, что вы делаете, вы делаете для того, чтобы другой человек спокойно спал по ночам.

— Моя совесть не так уж чиста, поверьте.

— А у Кагуэллы ее, по-моему, нет вовсе…

Наши взгляды на миг встретились. Потом я опустил глаза и сделал вид, что разглядываю пистолет.

— А вот и он, легок на помине! — проговорила Гитта, повысив голос.

— Ну что, перемываете мне косточки? — Кагуэлла спустился на террасу с верхнего этажа здания. Что-то блестело у него в руке… просто бокал с писко. — Ладно, как на это можно обижаться?.. Как продвигаются занятия?

— По-моему, вполне сносно, — сказал я.

— Не верь ни единому его слову, — вмешалась Гитта.