– Дом, – сказал он, и Тимара не смогла понять, как звучит для него это слово: сладко или горько. – Наверное, наш дом теперь тут, – добавил он неожиданно для нее.

Она покосилась на Татса, продолжая пробираться через кусты.

– Дом? Навсегда?

Он вытянул руку в ее сторону и приподнял край рукава, открывая покрытое чешуей тело.

– Не могу представить себе возвращение в Трехог. В таком-то виде. А ты?

Ей не нужно было ни шевелить крыльями, ни смотреть на массивные черные когти, которые были у нее с самого рождения.

– Если дом – это там, где тебя принимают, то для меня Трехог никогда не был домом.

Она отмела прочь сожаления и мысли о Трехоге. Пора начинать охоту. Синтара голодна. Сегодня Тимара собиралась найти звериную тропу – новую, на которой они еще не охотились. Пока они на нее не набредут, идти будет трудно. Они оба тяжело дышали, но Татс запыхался не так сильно, как сразу после их ухода из Трехога. Жизнь в экспедиции «Смоляного» закалила и сделала сильнее их всех. К тому же все хранители подросли: пареньки вымахали настолько сильно, что это почти пугало. Татс стал выше, и плечи у него были шире. Его драконица тоже его изменяла. Он единственный из хранителей при выходе из Трехога имел полностью человеческий внешний облик. Он был из тех освобожденных рабов, которые переехали в Трехог во время войны с Калсидой, и его рабский статус в младенчестве был ясно запечатлен на его лице в виде татуированного знака его бывшего владельца. На его левой щеке была растянута паутина, а рядом с носом изображена скачущая лошадка. Эти татуировки тоже стали изменяться, когда драконица начала покрывать его чешуей. Теперь рисунок татуировок стал более стилизованным и был нанесен чешуйками, а не краской под кожей. Его темные волосы и темные глаза остались прежними, но она подозревала, что его высокий рост отчасти связан с превращением в Старшего, а не с естественным возмужанием. Ногти у него были такими же сверкающе-зелеными, как Фенте, его раздражительная маленькая драконья королева. Когда на его кожу падал свет, на чешуе появлялись зеленые отблески. Он был тенью листвы и сосновыми иглами, зеленью ее леса… Она остановила опасный ход мыслей.

– Значит, по-твоему, ты проживешь всю жизнь здесь?

Тимаре эта идея показалась странной. Она была немного растеряна после того, как они добились своей цели и обнаружили город Старших. Когда они покидали Трехог, они подписали контракты, в которых была обозначена их цель: устроить драконов выше по реке. О поиске легендарного города Кельсингры практически не упоминалось. Она взялась за эту работу, чтобы уйти от прежней жизни. О дальнейших своих планах она не задумывалась. Теперь она попыталась свыкнуться с мыслью, что останется здесь жить навсегда. Что больше никогда не столкнется с теми людьми, которые сделали ее изгоем.

Однако оборотной стороной этой картины было то, что она больше никогда не вернется домой. Она не любила мать, и это чувство было взаимным. Однако она была очень близка с отцом. Неужели она больше никогда его не увидит? Неужели он не узнает, что она добилась своей цели? Нет, это глупая мысль. Капитан Лефтрин собирается плыть в Кассарик за припасами. Как только он там окажется, известия об их находке будут звенеть в ушах всех жителей Дождевых чащоб, словно туча комаров. Ее отец скоро об этом услышит. Не захочет ли он приехать сюда, чтобы увидеть все своими глазами? Или, может, она поедет домой, чтобы его навестить? Прошлым вечером, на общей встрече, Лефтрин спросил, не хочет ли кто-нибудь вернуться в город. После его вопроса наступила тишина. Хранители переглянулись. Оставить своих драконов? Поехать назад, в Трехог, вернуться к своей жизни отверженных? Нет! Другим этот ответ дался легко.

Ей он достался непросто.