Тогда она крикнула:
— Не делай этого! — Илин все еще сама не понимала, почему она должна остановить его. Она знала одно — это необходимо сделать.
Риатен попробовал вернуться к своей прежней манере поведения исполненной доброты и заботы, но под ними отчетливо проступало его нетерпение.
— Илин, ты все еще не в себе. Ты не понимаешь…
— Хватит игр! — Илин шагнула вперед.
Сеул пробормотал: «Осторожнее!» — но Илин и без того опасалась бороздок со ртутью, и ее ноги ступали лишь по тем плитам, где узора не было. Она видела, что Риатен держит в руках маленькое зеркало, и ее опыт, приобретенный в ученичестве у Сагая, подсказал ей, что оно из мифенина. Вероятно, оно тоже участвовало в обряде, хотя Илин не имела понятия, как именно. Сила, накопившаяся в этом зале, стояла перед Илин как стена. Двигаться было тяжело — будто она шла сквозь содержимое кипы хлопка.
Илин воскликнула:
— Может, я и не понимаю того, что вы затеяли, но я твердо знаю: последствия ваших действий будут ужасающими.
Взгляд Риатена стал еще более суровым и тяжелым.
— Дитя, ты ничего не знаешь. Я занят превращением Останца в источник магической энергии, которой научатся пользоваться все Хранители. Именно в этом и состоит предназначение Останца. Именно для этого его и построили Древние. Я не делаю ничего, кроме того, что собираюсь использовать его так, как его и должно использовать.
Гнев Риатена было переносить не легче, чем его притворную снисходительность. Ей трудно было убедить себя в мысли, что она все это время ошибалась в нем, что он обращался с ней как с ребенком не потому, что она была слабее других Хранителей, а потому, что она нужна была ему именно такой — несовершенной. Ладно, эту боль она излечит позже, если для этого найдется время.
— Я знаю, что ты играешь с силами, о которых не имеешь представления. Да, Останец оживает, но из-за этого произойдет нечто ужасное, тогда как ты видишь лишь один результат — увеличение собственной мощи.
— Нет, я вижу конец безумию. Я вижу конец гибели наших людей. Неужели же ради этого не стоит пойти на риск?
В каком-то смысле Риатен был прав. Нечто в этом роде сейчас и происходило. То, что сделал Риатен, заметно увеличило ее собственную Силу, ее возможность читать в душах, ее Видение и многое-многое другое. Но все эти новые возможности говорили ей одно: опасность близка, близка, как нож, приставленный к горлу.
— Твоих знаний мало, чтобы награждать нас новыми способностями. Ты похож на идиота, забавляющегося заряженным ружьем. — Илин спохватилась. Не следует говорить с ним так, если она надеется переубедить его. Ей нужен сейчас холодный ум, а в ней говорит лишь гнев. Она попыталась подойти иначе, завязать свой непокорный нрав тугим узлом. — Пожалуйста, подожди. Неужели ты все еще не слышишь голоса Останца? Он же предупреждает, что тут произойдет еще нечто, чего ты не знаешь!
Теперь вмешался Сеул:
— Да, — его голос был хрипл, будто он выталкивал из себя слова против собственной воли. — Да, Риатен, есть еще что-то, чего ты не знаешь…
Теперь Илин ощутила, что напряжение растет, и стала тереть виски. Сконцентрировав все внимание на Риатене и на растущем напряжении Силы в зале Источника, она отвлеклась и забыла о голосе Останца, но теперь… Она обнаружила, что голос Сеула смолк и что Риатен смотрит куда-то мимо нее по направлению к двери вестибюля. Илин тоже посмотрела туда.
Там, в оправе дверного проема, стояла наследница. Она была в одежде, предназначенной для путешествия по пустыне. На плечи наброшен длинный плащ. Позади нее стояли три имперских ликтора с духовыми ружьями и еще один человек, чье лицо было неразличимо за плотной чадрой. |