— Да, без сомнения. Чтобы вот так врываться, нужно спрашивать разрешение.

— И мне было интересно, насколько это неприятно для вас, людей, когда кто-то прерывает половой акт.

Она подняла бровь.

— Тебе нужна информация?

— Гм, ну… — ни на что не надеясь, сказал он.

— Ты действительно свинья, Симеон, конченый мерзкий поросенок Если хочешь это узнать, почитай медицинские тексты или посмотри порнографию. — Потом она рассмеялась в отчаянье. — О Боже, он больше никогда не заговорит со мной. Где он?

— Он по-прежнему не останавливается. Как я догадываюсь, он идет к Джозефу. Действительно сейчас лучшее лекарство для него — это мужское общество. Возможно, они выпьют вдвоем и пожалуются друг другу, как скверно обращаются с ними женщины.

— Эта женщина обращалась с ним лучше некуда, пока не появился ты.

— Разве моя вина в том, что он настолько ограничен?

— Ограничен! — воскликнула Чанна. — Симеон, ты просто не понимаешь, о чем говоришь. Мужчина, любой мужчина, если он действительно мужчина, воспримет как оскорбление, если за ним будут шпионить, когда он занимается любовью. Значит, теперь, вспоминая об этом инциденте, ты считаешь, что это целиком его вина, а не твоя, так?

— Нет, — холодно сказал он. — Я, как и прежде, способен отвечать за свои поступки. Давай не будем ссориться из-за Симеона-Амоса, Чанна.

Она откинула голову на спинку стула.

— Да, давай не ссориться из-за Симеона-Амоса. У нас нет на это времени. — Краем глаза она посмотрела на колонну. — Мне кажется, ты еще совсем недавно защищал его.

— Возможно, я ошибался.

— Нет, ты был прав. И ты тоже это знаешь. Мы надавили на него слишком сильно, хотя он уже прилетел сюда с непосильной ношей. Он потерял все, Сим, свой мир, семью, друзей. Он обвиняет себя в том, что привел пиратов к нашим дверям. А сейчас он пытается спасти нас от них. Мы должны очень постараться, не делая его мячом в тех мелких играх в борьбе за власть, в которые мы играем.

— А… конечно.

— Потому что, Симеон, если ты не сможешь этого сделать, я не буду уважать тебя, как прежде. А если ты совсем другой человек, я не хочу иметь с тобой ничего общего, как только вся эта катавасия останется позади.

— Чанна!

— Подумай об этом, Симеон. Тебе уже семьдесят восемь лет. Пора взрослеть!

Амос вернулся в гостиную на работу следующим утром, бледный, отчужденный и очень вежливый. Симеон сразу же извинился, заверив бетелианца в своей искренности, и поклялся больше не делать подобных вещей. Амос принял извинения с той же беспристрастной учтивостью, с которой принял и объяснения Чанны, а потом закрылся в своей комнате.

Разговор за ужином тем вечером был настолько напряженным, что даже Джоат заметила это. Было еще рано, когда Чанна осталась одна сидеть перед титановой колонной.

— Симеон, поговоришь со мной?

— Ах, теперь она просит меня, а не требует?

— Я просто в восторге от твоего обаяния, — сказала она, широко ухмыляясь. — Кроме того, мне скучно и действительно не хватает твоего общества.

— А ты уверена, что мне не хватает твоего общества?

— Ой! Прошлой ночью я действительно была сексуально озабоченной! Сегодня вечером мне скучно. А это совсем разные вещи, знаешь ли.

— Мне кажется, на твоем месте я бы предпочел сексуальную озабоченность.

— Тогда ты был бы полным идиотом, — презрительно сказала она.

— Но мне не было бы скучно.