Так много маленьких дырочек… И в каждую может пролезть он… или они… или кем они там теперь стали…

«Мне его не остановить, – думает Шара. – Это просто временная защитная мера, я просто откладываю неизбежное, а в это время они жгут Мирград и убивают людей».

В ледяной туман заходят и застывают еще пятнадцать латников. Пушки Мулагеш разносят их в клочья. Над улицей, как мухи, кружат скворцы.

Колкан возникает перед ней: «Что же мне делать? Что же нам делать?» И исчезает.

Появляется Жугов, плюется слюной и рычит: «Убей их всех! Убей их за то, что они с нами сделали! Инцест, матереубийство, горе и ужас! Мое собственное потомство, мой родич из Благословенных пошел против нас и убивал нас, как скотину! Жги их! Жги!»

И тут она понимает: «Нет… Нет, это невозможно… Я ведь видела только одно Божество в зале Престола мира, слышала только один голос – разве нет?»

Звон и звяканье – это шагают новые латники. Скрежещут орудия. Верещат миллионы скворцов…

И тут небо идет рябью, подобно поверхности темного озера.

Над Мирградом разносится гулкий голос Колкана: «ОСТАНОВИТЕСЬ».

Армии закованных в броню солдат застывают на месте.

Шара чувствует, как обращается на нее взгляд гигантского ока.

Она смотрит на улицу перед посольством. В шести кварталах от ворот высится закутанная в плащ фигура. Она чувствует на себе изучающий взгляд.

Колкан склоняет голову к плечу. «ТЫ, – слышит она его голос, – НЕ ОЛВОС».

Шара лихорадочно пытается собрать что-то из божественных инструментов вокруг себя – надо защитить людей!

Колкан качает головой. «ТРЮКИ И УЛОВКИ», – говорит он.

По воздуху пробегает ощутимая дрожь. Из переулков выходят сотни латников, и все они выстраиваются на улице, ведущей к посольству.

«ВСЕ ЭТО ЛИШЬ ТРЮКИ И УЛОВКИ».

Море закованных в броню солдат разворачивается к посольству и приходит в движение.

– Нет, – шепчет Шара. – Нет, нет, нет…

И тут же на выстроенную ей защиту накатывает тяжелой волной чужая мощь: ледяная река растекается, уголок из божественных деталей скрипит и стонет под ее тяжестью, и самый ум ее трепещет. В череп, как в тонущий корабль, заливается безумие. Шара пытается отбиться. «Но я как жучок, – думает она, – который пытается удержать занесенную над ним ступню человека».

Ледяное озеро исчезает. Улицы запружены солдатами в блестящих латах. Трое подходят и обрушивают свои огромные мечи на стены. Клинки их рубят белый камень, сайпурские солдаты с дикими криками падают с батареи. И тут, к Шариному удивлению, малыш Питри Сутурашни с тоненьким боевым кличем вспрыгивает на покинутое укрепление и открывает огонь. Шара пытается защититься Свечой Овского, но из воздуха словно бы весь кислород высосали, и у нее не получается даже искры высечь.

Словно бы вокруг стены сдвигаются, давят, поднимается за дамбой вода, грозя перелиться через край…

«Я умру, как умерли бесчисленные сайпурцы до меня», – думает она.

Тысяча божественных воинов атакует ее невидимые стены.

«Меня раздавит божественная машинерия».

И тут один из сайпурских солдат вскрикивает:

– Смотрите! Там, в небе! Корабли! По небу плывут корабли!!!

Шара чувствует, как давление разом ослабевает. И обессиленно падает наземь, ловя ртом воздух.

Она заглядывает за парапет стены и видит, что Колкан тоже смотрит вверх: похоже, такой поворот событий застал врасплох и его.

Шара, давясь и кашляя, думает: «Нет, только не это! Они уже уничтожили Галадеш? Столько усилий – и лишь для того, чтобы под конец потерять все?.